— Дейзи, — прошептал он.
— О, Джеймс. — Дейзи покачала головой.
Внезапно он подошел к ней и обнял ее так крепко, что все тело Дейзи пронзила боль. Она вскрикнула, и Джеймс прижал ее к себе еще сильнее. Дейзи знала, что он хотел поддержать ее, утешить, но сейчас она ощущала лишь ненависть к себе за неумение прощать, даже после этих тринадцати лет.
— Я думала… — попыталась сказать она.
— Что?
— Я думала, что время все смягчит, — произнесла она, дыша ему в грудь.
— Дейзи… — прошептал Джеймс. — Нет, ты так не думала.
— Правда думала.
— Ты не могла так думать, — снова возразил он. — Ты же знаешь, что время все делает только крепче. Как кости и камни, Дейзи. Ты работаешь с ними каждый день. Вот — правда, и я это знаю. Не думай, что я обманываю себя; я знаю, почему ты здесь.
— Из-за нашей дочери, — проговорила Дейзи, хватаясь за старую футболку Джеймса. — Только поэтому.
— Я знаю, — ответил Джеймс.
Джеймс скакал по пастбищу и кричал, подгоняя стадо. Он, Пол и еще несколько человек гнали животных к дому. Это был самый веселый период в году, когда Джеймс должен был получать деньги за свою работу. Осень была тем временем года, когда ковбой знает, почему он хочет быть ковбоем. Из-за погоды, которая стояла в последние несколько дней, земля превратилась в смесь из грязи и снега. Некоторые непокорные особи из стада пытались сбежать, но лошади знали, что они здесь хозяева, и, вставая на дыбы, не давали хитрецам убежать далеко.
Пытаясь подогнать отставшего упрямого бычка, Джеймс упал вместе с лошадью и бедром попал на камень. От его острого края остался разрез на чапсах, похожий на небольшой порез ножом, но земля была такая мягкая и податливая, что ничего серьезного в результате этого падения не произошло. Они просто снова поднялись и поскакали дальше. Джеймса одолевали мысли о Дейзи и Сейдж, об отце, который попал в больницу, и ему пришлось прилагать немало усилий, чтобы сосредоточиться на работе. Коровы поджимали их с лошадью со всех сторон.
Пол зигзагом прокладывал себе путь через стадо. Он выглядел помолодевшим лет на десять от бурлившего в его крови адреналина.
— Ты как? — спросил он.
— Нормально, — ответил Джеймс, а в его взгляде отразился немой вопрос: — Да о чем тут вообще говорить?
— Дейзи отлично выглядит.
— Ты ее видел? — Джеймс, было, вскинул голову, но затем поспешно отвернулся, осматривая стадо.
— Впереди сильный снегопад, — произнес Пол, показывая на пурпурные вершины в туманной пелене.
— Что ж, будет только интереснее, — проговорил Джеймс.
— К завтрашнему утру снега будет три фута, — произнес Пол. — Таков мой прогноз.
— Твой и моего отца.
— Правда?
— Да, он твердит «ранняя зима» уже на протяжении месяца. Хорошо… мы сможем вывезти всех на грузовиках, если будет метель. В счет будущей оплаты.
— Когда Далтон выглянет из больничного окна и увидит, как собираются снеговые облака, наверняка скажет «я же говорил», — произнес Пол. — Он точно сейчас смеется, ведь знает, что нам снег все глаза залепит, прежде чем мы стадо соберем для погрузки.
От общей массы отделился молодой бык. Собаки увидели это раньше Джеймса. Они начали лаять, и Джеймс рванул за беглецом, не сказав больше Полу ни слова. Джеймс подумал о своем отце, о том, как он сейчас страдает, будучи тяжело больным, и послал лошадь в галоп. Осенний сгон был любимым временем Далтона. Он научил своего сына всему, что знал сам, и Джеймс никогда не собирал стадо без него. И сейчас Джеймс ощущал присутствие своего отца.
Тополя и осины стали чисто золотыми, и их листья трепетали на ветру, поблескивая, словно монеты. Время от времени порыв ветра срывал их и уносил в небо. Мигрирующие стада лосей шли через прерии. Поля на северных территориях были покошены уже в третий раз за год, но еще не были убраны, и сено так и лежало в грязи. Джеймс не думал о мокром сене и не хотел думать о том, что его отец лежит в больнице. Ковбои не должны падать, стоя на твердой поверхности. Они не должны беспомощно лежать в стерильной белой комнате, не в силах позаботиться о себе.
Джеймс так быстро скакал за быком, что глаза резало от ветра. Каждый мускул его тела был до предела напряжен. Он перестал понимать, где кончался он, а где начинался его черный конь. Джеймс вдруг почувствовал себя конем. Они с гулким стуком неслись по мокрой земле, нападающий и защитник, в жесткой связке. Кому-то придется туго, но Джеймсу было все равно, кто это будет. Такая уж работа на ранчо, и он вырос с этим. Он больше не хотел думать. Дейзи дома, и теперь она несет свое дежурство. Джеймс не мог отрицать этого при всем желании.