Сознание Цветкова подчеркнуто дуалистично, как у гностиков, что нехарактерно для сегодняшней литературной молодежи: «Люди делятся на живых и мертвых. Если больше тех, что умерли, то они правят над живыми, если же больше живых, то власть мертвых кончается и мертвые вынуждены подчиниться законам живых» («Слезы Мэрлина»), Но Цветков (и это делает его уникальным) не останавливается на дуализме, он доводит дуализм до четкой классовой позиции, до активного политического (классового) противостояния: «У рабочих украли речь. Они не распоряжаются знаком, хотя и изменяют означаемое. Пролетарий не в состоянии сам сделать свою спецовку, свою манеру, свою терминологию модной, не в состоянии выразить непобедимую метафизику забастовки, придать статус артефакта и классового символа обыкновенной отвертке, при помощи которой стильно, например, выколупывать булыжник из Красной площади и посылать его властям как декларацию о намерениях. Работающему некогда. Необходим художник, способный преодолеть отчуждение, то есть способный увидеть в себе такого же пролетария, необходим до тех пор, пока пролетарий не бросит работать на классового врага и не протянет пролетарскому художнику руку, чтобы вместе творить восстание» («К новой речи — речи бессмертных людей»). Цветков сознательно обращается не ко всем, а лишь к тем, кто находится (или может оказаться) с ним «по одну сторону баррикады»: «Если такие советы кажутся вам хулиганскими, идиотскими и подрывными, значит, вы ездите на «джипе», в кармане у вас кредитная карта, а в холодильнике ананасы с рябчиками. Извините, я не к вам обращаюсь. Для остальных: стоит ли чего-нибудь жалеть, ведь это все давно уже не ваше, а кем-то приватизированное, и назад вам без боя никто ничего не отдаст» («Шантаж»).
Цветков, разумеется, отрицает и ненавидит буржуазное общество, буржуазную цивилизацию, буржуазную культуру и буржуазную политику. Конкретные врага открыто называются им поименно: либерализм, постмодернизм, конформизм, мещанство, оппортунизм, «массовая культура», политкорректность. Политкорректность Цветков отрицает, противопоставляя ей традиционную «самурайскую» позицию воина, бойца: «Антигерой настаивает на вечных методах ведения поединка. Против него не действуют референдумы и импичменты. Он нелегитимен. Героя выбирают. Антигерой приходит сам» («Антигерой»). Мещанство и конформизм Цветков откровенно презирает, считая к тому же такое поведение самоубийственным: «Когда пылает ваш дом, у вас есть две возможности — бежать из дома или сгореть вместе с ним, но большинство людей, известных мне, пытаются убежать из огня, оставаясь в доме. Их «жизнь» есть отчаянное метание по огненным комнатам в надежде убежать, не убегая. Они хотят остаться, но не погибнуть. Поэтому их и забирает отсюда смерть, когда надежд на то, что они выберут одно из двух, более не остается. Смерть тушит пожар» («Дао партизана, или «Патриот, взорви свою родину!»»). Постмодернизм Цветков рассматривает как торжество энтропии и победы посредственности над талантом в мировом масштабе: «Постмодернизм: неуправляемые воды хлещут из телевизионных колодцев, поглощая определенное и растворяя осмысленное. Наводнение ест острова, превращая все сигналы и знаки в ничего не означающие шумы и пятна. Потоп как стиль. Потоп как плата за рыночное отношение к «водам». Анархия, купленная менеджерами зрелищ, использованная ими в целях шоу-общества и переставшая быть анархией» («Прощай, анархия»). Либеральное мироустройство, с точки зрения Цветкова, ничем не отличается от смерти: «Идеальный демократический гражданин, абсолютный представитель, — это лояльность, принявшая антропоморфные черты. Идеальный демократический гражданин должен прежде всего не существовать, потому что существуя, даже лежа в гробу, он всегда занимает чье-то место, нарушает чьи-то «неотъемлемые» права, а это не очень-то демократично. Стоя на ступеньке эскалатора или просто вдыхая кислород и выделяя углекислый газ, тем более обнимая кого-нибудь, он предает демократию, отнимая эти возможности у других, не исключено — более достойных граждан. Что может быть опаснее лояльности для любых проявлений жизни как действия? Любая лояльность — это всегда лояльность к смерти, обучая вас «быть лояльным», вас обучают изображать условного покойника» («Терроризм»). Примеры можно множить и множить.