На самом деле я и сама не знаю чего страдаю и все это не страшно. Даже постоянное одиночество, знаю, полезно, — так и должно быть. Страшно осознать, вернее, стыдно осознать, что, в сущности, все всегда банально и одинаково, и даже с тобой. Тогда становится стыдно за свои какие-то там порывы. Нет, нет, все равно спасибо тебе за все, так мало, господи, как мало, но я была очень счастлива. Никогда уже я не буду так счастлива. А со временем я смогу вспоминать это без опасения получить опять бессонную ночь бесконечных слез. Когда я болела, мне было плохо, я все не спала и думала, но не решалась просто написать тебе все это. Теперь уж вот... Ты знаешь, мне на самом деле надо-то было совсем мало. Когда я так долго болела, мне надо было просто чтобы ты пришел, просто чтобы сел на краешек кровати и взял меня за руку. И я бы не болела так долго... Ты скажешь, я знаю, что я эгоистка и не хочу понять твоего положения. Ты может быть прав, но нет это не правда. Я тебя люблю, это может единственное настоящее, что есть у меня. Но я не знаю что делать. А сегодня мне просто надо было, чтобы ты меня приласкал немножко, чтобы послушал, захотел помочь, пожалел. А ты заснул на полслове, ты прости меня, прости, я понимаю, что ты устал а я эгоистка. Прости меня, я и так чувствую себя оплеванной. Я заслуживаю? Не мне судить, я ничего не понимаю. Я тебя люблю, но ты так сломал меня, меня совсем мало осталось.
Не суди меня так, но мне кажется лучше что я написала. А то я все реву молча, ты не знаешь. Хотя ты привык к моим слезам, ты прав, это невпечатляюще — когда все время одно и то же. Но я лежала, лежала на Танькиной кровати, все прислушивалась к твоему дыханию. Мне все казалось: вот, он проснулся, он заметил, он почувствовал, что меня уже нет... Я не могла оставаться рядом с тобой, мне казалось, что меня разорвет, что я закричу а потом самой же стыдно будет.
Я люблю тебя, но я не могу. Я боюсь что не забуду никогда ничего. И, ты знаешь, мне было так плохо 8 декабря. Исполнилось полгода... Помнишь, тогда, 8 июня, в пятницу, ты сказал мне потом, что ты наверное будешь праздновать этот день один через полгода, а и не вспомню. Вышло не совсем так. Я праздновала одна, я так плакала всю ночь что у меня очень распухло лицо и очень покраснело и я испугалась что оно не исправится больше. А потом я надеялась, что ты просто перепутал дни и думал, что 9-го. Я не знала потом как можно жить дальше. Я смогла, я любила тебя. Но я не смогу это забыть, никогда. Но я что хочу сказать главное. Ты просто знай, что я правда любила тебя, я тебя любила в первый раз. И я была даже счастлива тогда, в июне. Я выживу, ты не думай. Но ты вобщем знай, может, это тебе небезразлично. Не знаю, мне было бы приятно знать что меня кто-то любит.»
Он медленно сполз по кафельной стене и невидящими глазами уставился в окно.
Потом согнулся почти до пола и тихо, всхлипывая, застонал.
А когда разогнулся, глаза его были закрыты и он, захлебываясь слезами, принялся методично биться затылком о кафель, завывая и повторяя одно-единственное слово:
— Подонок. Подонок. Подонок. Подонок. Подонок...
29 января 1997
Коррида.
(Новелла)
...Участь сынов человеческих и участь животных — участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одна душа у всех, и нет у человека преимущества перед скотом...
Солнце ударило мне в глаза. Проклятое солнце. Проклятое солнце!
Я ослеп.
Зрение возвращалось не сразу. Постепенно. Хотя я и повернулся к солнцу боком.
Проклятое солнце. Эти подонки всё рассчитали. Всё — до мелочей. Сволочи.
Я начинал видеть. Мутно, с болью, но — видеть. Теперь следовало закрыть глаза. Я закрыл.
На трибунах раздался свист. Эти сволочи, конечно, не одобряли моего поведения.
Ну что же — я открою глаза. Пора. Куадрилья, должно быть, уже с ума сошла.
Я открыл глаза. Трибуны кричали. Пора начинать. Надо успеть до того, как они начнут скандировать.
Песок плыл перед глазами. Было все равно, как стоять. В любом случае песок плыл. Солнце отражалось от него и било в глаза. Прямо в глаза. Было такое ощущение, что на всю арену раскинулось озеро. Оно слепило тебя, как бы ты ни становился. Твари. Они выше меня ростом — у них этой иллюзии не возникает. Они вообще работают только на дешёвых трюках.
Трибуны ревели. Пора было начинать. Куадрилья бесилась у щитов. Забыв о правилах. Бесились все сразу.