Политика – плохая замена классическому балету, думает она в который раз. Но наркотики – худшая.
Амар Хамади, в промежутке
По дороге до офиса Амар предпочитал размышлять о том, где и как младший из двоих служащих истихбарат аскарийя, военной разведки, получил разрешение на личный автомобиль в городе, где транспортный коллапс не прекращался с первых послевоенных лет, а не о том, что услышал только что. Следил за дорогой – полной веры этим двоим не было, невзирая на исповедь и принесенные на его суд повинные головы; трекинг не гарантия; машина не лицензированное такси с перегородкой между водителем и пассажиром и обязательными камерами «в целях охраны нравственности». Выстрел, газ или просто неожиданный поворот на узкую улочку…
Он предпочитал думать о разрешении, а не о том, что за рулем сидит – серо-бледный, нервно оглядывающийся назад, потеющий даже при включенном кондиционере – убийца Имрана. Не о том, что не чувствует в себе сил, никогда не чувствовал, убить того, кто склоняет голову и просит пощады. Ведь собирался же, обещал – кому, себе или убитому? – но лицом к лицу не переступил через то, что сейчас казалось глупостью и слабостью. Через ощущение непозволительного? Трусость? Разумную необходимость?
Плохо быть Хс. Плохо, когда две культуры кричат «нельзя» одновременно. Плохо вообще быть... во всем этом.
Амар ехал и молился о том, чтобы Штааль был на месте – и молитва его была услышана.
Штааль был на месте, Штааль был на связи, золотистый кокон секретарши качался на проходной, как особо крупный вуалехвост посреди насыщенного кислородом водоема, как хорошо, что в том магазине, в трубе были цветы, а не рыбы, а то композиция получилась бы еще живописнее - вода, раззявленные рты, последние биения хвоста - и машина Тахира вся в золотой и красной чешуе.
Лифт вытащил их на полуэтаж выше отдела, в коридор, куда выходили кабинки и клетушки переговорных, лабораторий, еще каких-то помещений, где Амар ни разу не был - за ненадобностью.
Тесный, серый, пластиковый, явно ничейный кабинет на антресолях. Низкий потолок, тоже серый и пластиковый. Никаких окон. Пузырчатое звукоизолирующее покрытие стен. Хамади не сразу понял, почему двое армейцев тоже стали серыми и пластиковыми – под стать хозяину и кабинету, потом догадался. Усмехнулся, встал у двери, скрестив руки на груди. Когда-то давным-давно, еще в Египте, его за эту манеру стоять, надежно перекрывая дверной проем, прозвали «ростовым щитом».
- Слушаю вас, - Штааль кивнул на два стула перед собой, сам остался стоять.
- Мы...
- Инспектор Хамади, - вежливый Штааль пропустил слово "младший", - ознакомил меня если не с сутью, то с типом ситуации. Я обещаю вам, что если ваш рассказ не окажется нестерпимо неудовлетворительным, вы по крайней мере выйдете из этого помещения и из этого здания. Если он окажется сколько-нибудь удовлетворительным, мы сможем поговорить о большем.
Два идиота с облегчением вздохнули. В унисон. Это они по контрасту со мной, подумал Амар. Потому что им пока еще ничего не пообещали, они еще не поняли, насколько ничего – но им не страшно. Пока еще.
- Я виноват, - сказал младший. – Господин, я виноват, я ошибся. Не знаю, где были мои глаза, лучше бы мне ослепнуть до того…
- Ваш человек зашел прямо в нашу операцию, - второй перебил вполне искренние, но нелепо звучавшие в сером пластике причитания. – Это была случайность, ошибка.
- Вы не хотели бы представиться по форме? – очень мягко осведомился Штааль.
Амар удовлетворенно хмыкнул. Следующим взглядом ему повелели стать прозрачным и беззвучным, как идеальный инспектор в вакууме.
- Капитан Рашид Беннани. Отдел стратегических исследований, генеральный штаб.
- Лейтенант Гюн Нуввара.
Откуда - не поясняет, и так понятно, что подчиненный. Нуввар. "Цветок". Можно сказать, "цветочек".
- Вы не до конца представились.
Если бы истихбарат жайша был военным противником, то им бы осталось назвать только личный номер. А для явки с повинной не менее важно, в чью клиентелу они входили или чьи приказы исполняли, если это не одно и то же.
- Последние два года мы работали в поле с разведывательным подразделением 8-й мотострелковой дивизии. Нас, - глухо говорит капитан, - вызвали из Нар-и-Сарая официально, привлекли к операции здесь, сославшись на то, что объект разработки - с вероятностью лично Ажах аль-Рахман, а у нас есть опыт работы по ваххабитским инсургентам. Мы были очень рады, что он нашелся - и что он нашелся до того, как что-то случилось, а не после.