Скорей бы закончилась эта канитель. Речи гостей, речи принимающей стороны – то есть, инспектируемой, - это все ерунда, шелуха. Важен только метаязык: кто, от чьего лица, в какой очередности. Список составлялся позавчера, вчера, и сегодня утром он тоже составлялся, к восьми закончили, за час до собственно церемонии, и последнее место в расписании, заключительная речь туранской стороны, так до сих пор и обозначено «уточняется». Вон оно, пустое уточняемое место. А что, заставить всех выслушать в качестве заключительной речи пятнадцать минут молчания – это было бы вполне в стиле Алтына. И ведь слушали бы, никуда не делись, злорадно подумал Ренье, обводя взглядом зал. Кстати, было бы не скучней прочего.
Ренье как раз пытался вообразить себе ритм отсутствующего голоса и дипломатические последствия неслышимой речи, когда тактично-бледно-желтая стена справа от него потемнела, выделила из себя контур двери, а потом дверь открылась и выплюнула в зал господина искусствоведа от терроризма, костюм и лицо под цвет стены, выражение глаз такое, что хочется спросить, кого еще только что взорвали - и кого и что при этом осыпало... нет, не розовыми лепестками.
Господин полковник Штааль вообще вызывал своим видом… сочувствие. Напоминал школьника после выволочки в кабинете директора. Щуплый, угловатый и неловкий как подросток, двигается слишком скованно. При этом еще и пытается незаметно пробраться к свободному креслу, сшибая углы столов и цепляясь за подлокотники. Комедия положений, да и только. Кажется, господина полковника только что чем-то сильно огорошили?
Из всех присутствующих в зале за комедией положений открыто следили только две пары глаз: Бреннер и его бессменный помощник. Помощник скорее без особых чувств, вот уж всем немцам немец, не лицо, а колода невыразительная, а Бреннер – как на привидение. Кажется, посредник Бреннер не ожидал увидеть Штааля живым, сравнительно невредимым и даже на свободе?
Опоздавший наконец сел, тут же откинул пластину в ручке кресла и принялся что-то набирать, игнорируя текущего оратора. Потом поднял голову, обвел зал отсутствующим взглядом и так застыл. А вот многоуважаемый коллега и спарринг-партнер Орхан, конечно, не позеленел, но позволил себе закрыть глаза, прочитав сообщение. А штат молчит. И не только у нас молчит. Не случилось вовне ничего особенного - ни хорошего, ни дурного.
Только в графе «Заключительная речь» так и значится: уточняется.
Только аль-Сольх косится на начальника, словно грешник на доброго пастыря, а тот его так игнорирует, что холод аж до середины трибуны долетает.
Только у Бреннера такой пламенный взгляд, что тот холод где-то над головой Ренье тает и проливается за воротник, словно капель из поломанного кондиционера.
Сейчас что-нибудь грохнет, подсказала Ренье интуиция, и не подвела:
- С заключительной речью к участникам конференции выступит господин полковник Штааль, Народная Армия Турана.
Да, думает Ренье, ошибся. Не взорвалось, тогда еще не взорвалось. Должно было взорваться. Взрывается. Прямо здесь и сейчас. Вот и микрофон динамиту поднесли. Сейчас пробежит искра, раз, два, три.
Пока бежала искра, пока нелепый контрразведчик фокусировал взгляд на микрофоне и словно пытался спешно проглотить леденец, Жиль Ренье успел подвести итоги недельной работы. С Индией и Китаем все вопросы улажены, фокус с опиумным маком в Западном Пакистане туранцы разгадали сами, вопрос о референдуме в Восточном Пакистане снялся с повестки дня сам по себе посредством взрыва, вся прочая восточнопакистанская каша отложена на время формирования нового правительства в «осиротевшей» республике, стальной проект накрылся, но очень, очень удачно вывернули на контакт с Усмани и XCI, в остальных секторах и подсекторах все в плановом порядке и непорядке… а ведь – всё! Можно повести плечами, опереться на спинку кресла и внимать концу комедии.
Впрочем, отчего же концу? Финальному действию перед антрактом. Политика – это комедия, которая никогда не кончается.
«Пожелавшего остаться неизвестным израильского представителя Наблюдательного Комитета, оставившего будильник в секторе Западного Пакистана, просят оставаться неизвестным как можно дольше»