- Это не мысль. Это направление работы. Во всех смыслах. Если его и правда в ближайшие несколько дней не убьют.
- Кто, «Вуц»? Или Бреннер, как и нафантазировал вчера Фарид? Я, кстати, ему вчера на пальцах объяснил, что Акбар Хан – не мишень, и вообще он политический труп, а вот от убийства Тахира бед не оберешься, и вот, пожалуйста. Хорошенькое совпадение.
- Если совпадение, - опять скривился Имран.
- Да нет, конечно! Парень вчера послушал меня, погулял со мной до часу и прямо на такси помчался перезаряжать робота!
Штааль едва слышно кашлянул. Спорщики заткнулись.
- Младший инспектор Хамади, я вам признателен за качественную сводку и соображения. Инспектор Максум, спасибо за своевременную информацию.
Прозвучало как оплеуха. Наверное, потому что так и подразумевалось.
- Имран, - добавил шеф после паузы. - отдохните немного и начинайте его искать. Если вам потребуются люди или ресурсы, требуйте. Но требуйте тихо. Амар... вы можете быть свободны и работать по расписанию, но будьте готовы к тому, что вас могут в любой момент привлечь для консультаций.
- Спасибо, Валентин-бей, - искренне обрадовался Амар. И не менее искренне обиделся на то, что на него не повесили это скверное, тухлое и бесперспективное дело.
Сонер Усмани, несовершеннолетний
Все счастливые семьи счастливы одинаково. Так говорит Ширин, когда в доме что-нибудь происходит. И каждый раз Сонер забывает спросить или посмотреть, откуда эта цитата. В этот раз до цитат дело не доходит. Ширин молчит. Кажется, она тоже удивлена - убийством или тем, что отец, достопочтенный господин министр транспорта, остров спокойствия и опора небес, выгнал персонал и теперь сам складывает вещи, мечется по номеру, разевая рот как рыба на берегу. Если проклятущего Тахира можно убить, так и номер могут прослушивать.
- Сволочь... - выдыхает Афрасиаб Усмани, - отродье. Невовремя как. Как подгадывал. Пустота. - "патронташ" с носителями летит в чемодан, синяя полупрозрачная ваза - в стену. - Пу-сто-та. Входи кто хочет... Что я успею сейчас, что?
Ширин молчит. Залезла с ногами в кресло, в накидку завернулась и молчит, даже в планшетку не косится, и очки сняла. Отец, конечно, мимо швыряется - не будет же он сестрице личико портить, но под горячую руку ему лучше не попадаться. Выпороть не выпорет, но за волосы оттаскать может, и плевать ему, когда он злится, что Ширин в ответ способна столько мелких пакостей наделать, что за год не расхлебаешь. Поэтому отца она и уважает, насколько вообще что-то такое у нее в голове помещается, а вот брат - надо признать, впрочем, давно уже признано: плевать она на брата хотела, а поколотить ее себе дороже. Отцу нажалуется, а воспитывать драгоценную Ширин - это его привилегия, никому не уступит, чуть что - дурак, не трожь сестру!
- С этой сворой же договариваться, что воду вязать. - отец, уже, кажется, не орет. Все куда хуже, он жалуется. – У них же вместо головы... кизяк на тестостероне. А три четверти своры еще будет думать, что это я взорвал нашего драгоценного президента. Потому что я был - здесь!
- А на...
- А половина своих тоже будет думать, что это я. И полезет ставить палки в колеса, чтобы я слишком высоко не заехал.
Это верно. Вот ведь Тахир - и жил плохо, и умер невовремя. Хотя тут его, конечно, не спрашивали и не он выбирал - но если бы выбирал, выбрал бы еще похуже. Если б смог, конечно, если есть куда хуже: внезапно, в чужой недружественной стране, притащив с собой половину тех, кому доверяет и две трети тех, кому не доверяет, чтоб в его отсутствие дома ничего случиться не могло.
Теперь кто раньше собраться успеет, с нужными людьми договориться, пообещать всем побольше, тот власть и возьмет.
- Зато теперь долей в "Вуце" оперировать можно.
- Молчи! - орет отец. - Дура!
- Подумайте, какая тайна... - поднимает глаза к небу сестрица. - Это еще не во всех газетах было? Ну, к вечеру будет.
- Ду-ра. - проговаривает отец. - Совсем дура. И я... с детьми такое обсуждать.
И опять прав. А Ширин умная-умная, да и правда дура. Потому что с женой про Вуц и сделку разговаривать, еще куда ни шло. Со старшим сыном и наследником - можно. А с ней? Если человек с шестнадцатилетней девчонкой про такое беседы ведет, ему ж доверять ни в чем нельзя, ни одной тайны не сохранит.
- Папа, - говорит сестрица этим своим голоском утомленной кинозвезды, почти по слогам. – Нас, конечно, слушают. Все, кому положено, и еще гостиничная безопасность – ты бы на них пожаловался, что ли? Но слышат только то, что надо. Папа, ну сколько можно?