Выделился алгоритм: а) наводнение региона извне радикальными проповедниками и боевиками (в случае с Мали мы точно знаем, что часть бойцов и комсостава была импортирована из Пакистана); б) радикализация, в том числе и силовая, беднейшего населения; в) переход к уничтожению структур власти и инфраструктуры, установление шариатского права в самом демонстративно зверском его формате (те же лица в иных ситуациях вели себя куда более умеренно); г) уничтожение всех не поддающихся прямому контролю источников дохода, всех занятий, требующих сложной организации труда, всех нерадикальных образовательных структур; д) погружение региона в нищету; е) отток иностранных боевиков и проповедников в другие регионы.
Это не естественная цепочка, это тактика – и тактика выигрышная. Превращение территории в «черную дыру» не позволяет населению выйти из порочного круга нищета-голод-война-радикализм, а также отталкивает всех тех, кто при других обстоятельствах вмешался бы, хотя бы ради собственной выгоды. Регион становится «землей веры» - и базой для радикализации соседей, а также источником беженцев, дестабилизирующих ситуацию на более обширном пространстве.
Радикальный ислам отдает себе отчет: в мире, где он не насадил голод и беззаконие, у него нет опоры.
Сейчас мы знаем все это. Эти вопросы обсуждаются на международных форумах. Наше правительство безусловно в курсе дела. И я хочу спросить вас всех – почему никто, даже армия, не берется положить конец наплыву иностранных проповедников и распространению радикальных «братств»? Почему они пытаются «мирно сосуществовать» с людьми, которые стремятся только к нашей гибели и ни к чему другому. С людьми, которые хотят взорвать у нас, в Турции, «грязную» бомбу нищеты, невежества и бесправия? С людьми, которые уже взяли здесь такую силу, что редакция нашей университетской газеты предлагала мне опубликовать эту заметку под псевдонимом? Может быть, они боятся?
Кемаль Айнур, Измир, 2017 г.
Сотрудник организации, являющейся историческим достоянием
Как-то остановились на светофоре премьер-министр, министр внутренних дел и лидер оппозиции, а минвнудел и говорит...
По такому анекдоту хорошо опознавать шпионов. Потому что министр внутренних дел терпеть не может центра, ездит на работу из Виндзора трубой, а от станции ходит пешком. Лидер оппозиции старомоден и действительно рассекает на велике – и уморительно, я скажу вам, выглядит горный велик посреди Лондона, но вот с премьер-министром остановиться рядом он не может. И рядом находиться – если она, конечно, на него не спикирует где-нибудь на верхней трассе и не унесет в нарушение всех правил движения, вместе с великом. Потому что приземлиться на улицу «Нимбус 2010» конечно может, а вот как он с перекрестка взлетать потом будет? Не волочь же его вдвоем до ближайшей катапульты?
Что поделаешь, частным средствам передвижения на искусственной тяге въезд в историческую часть города запрещен, вот всяк и развлекается, как может. Его Величество в карете ездит – из принципа, несмотря на все санитарные последствия. Ее Высочество – верхом. Остальным и того не положено. Не устраивает скорость ползучей пешеходной дорожки – выбор невелик: ролики, самокат, велосипед, велорикша... что в наш скоростной век огорчительно и неудобно, но когда же в Лондоне было удобно? Это предмет гордости – летучие мыши в трубе, краны без смесителей, окна, открывающиеся в принципиально не ту сторону, ограничения на транспорт. И – взмах волшебной палочки – конечно же... дождь!
А вот то, что черт знает какой секретности отчет везет на совещание средних лет чиновник на роликах, везет в единственном экземпляре, в краткосрочной бумажной распечатке с таймером на контакт с кислородом – это не дань традициям и неудобствам, а здравый смысл в действии.
Чиновник на роликах – на самокате в его ведомстве ездит только начальник, и это уже традиция - вовсе предпочел бы ограничиться устным докладом, но четверо из семи участников совещания лучше воспринимают информацию с бумаги, а не со слуха. Значит, бумага.
Через полтора часа бумага уже рассыпалась химическим пеплом и осела где-то на фильтрах канализации. Содержавшаяся в ней информация – куда более токсичного свойства – потихоньку обустраивалась в сознании четырех мужчин и трех женщин. Кузены называют такого рода компании think-tank. Вульгарно, но в данном случае уместно, решил чиновник. Комната без окон, звуконепроницаемые стены, трубы освещения - на полу. Потолок – еще одна временная изоляционная перегородка – выглядит как пленка поверхностного натяжения. Промышленный аквариум. Tank. И плавают в нем криворотые пучеглазые разноцветные рыбы Think. Несменяемые секретари, помощники, советники в возрасте от четверти века... до почти века. Через какое-то время совещание окончится, чиновник уйдет по своим делам, а к вечеру в этот же аквариум опустит руку госпожа премьер-министр, вытащит рыбу, загадает желание...
А пока рыбы Think шевелят жабрами, ведут цветными хвостами, внимательно слушают чиновника и в полушариях их глаз - тоска. Потому что нельзя, увы, сказать премьер-министру "а мы вас предупреждали". Потому что премьер-министр - дай ей Бог нескоро сломать себе шейку бедра на посадке, пожелал бы, чтобы никогда, но все знают, как она приземляется - премьер-министр сама может сказать всем "а я вас..." предупреждала, пугала, объясняла, дрожала стеклами.
Потому что предсказуемо. Молодое государство на костях очень старых. Молодое государство, которому говорят "тебя нет". И армия этого молодого государства, которая довольна своим статусом невесть чьих сил самообороны еще меньше, чем туранские политики своим. Политики Турана, в отличие от армии, хотя бы не одержимы реваншизмом. Они не отвечают за то давнее поражение. Они пришли на пепелище и пепелище расцвело. Они - победители. Военные - нет. Кроме того, им дышит в затылок Народная Армия, которая давно уже перестала быть салатом из плохо вооруженных и еще хуже обученных добровольческих отрядов. Теперь это – система очень неплохо вооруженных и прилично обученных, очень фанатичных территориальных добровольческих отрядов, которая смотрит на регулярную армию и думает "А зачем нам эти?"
Военным нужен конфликт, потому что только в этом случае разница между ними и аль-джайш аш-шааби может – не обязательно, но может – стать очевидной. Война – их шанс на статус и власть. Заговор, провокация, камарилья тут ожидаемы настолько, что единственным открытым вопросом остается, насколько осведомлено об этом заговоре политическое руководство. Те самые победители, которые теперь жонглируют горящими интересами и группировками на коньке очень высокой крыши. И в какой именно степени осведомлено.
Тени плавников ходят по стенам, треугольных здесь нет, только легкие, полупрозрачные веера. Рыбы Think едят сухой корм и не любят насилия.
Осведомлено, должно быть. Источник считает, что почти полностью. Источник стоит недостаточно высоко и может быть неправ. Но допустим. Причин – много. Аналитики раскидывают сетку мотивов и возможных последствий, чиновник смотрит, поправляет, подсыпает данных. Никогда нельзя забывать, что провокаций может быть больше одной. Особенно в Туране. Особенно сейчас. А есть еще человеческий фактор.
Но в любых вариантах сухой остаток таков. Некая группа высокопоставленных офицеров регулярной армии намерена убить – в ближайшую неделю – президента Западного Пакистана, каким-то образом обвинить в этом убийстве извечного геополитического врага и аннексировать ЗП с целью защиты мирных жителей от происков атлантизма. Возможные долгосрочные последствия – приветствуются.
Чиновник уходит через два часа, почти точно зная, что – примерно – выдохнет золотая рыбка в пеструю, покрытую сетью шрамов и ребрами мозолей и, скорее всего, окрашенную хной ладонь Достопочтенной Гарпии.
Слишком много параметров, скажет рыбка. Слишком много вариантов. Мы – не как аналитики, как правительство – не сумеем выбрать и удержать один. Не в Туране. Не извне, не из враждебного государства. Мы не сумеем также убрать лишние параметры – у нас слишком мало времени. Давайте добавим свой. И не туда, где грозит взорваться, а по соседству. Давайте добавим параметр, который заставит их всех, в Туране, быть осторожнее. Давайте добавим его в Восточный Пакистан...