- Бамбук – потому что высокий и худой?
- Да…
- Зачем же вы стреляли? – спросил Штааль Нуввару. Печально так спросил, безо всякой укоризны даже.
- Он возник. - Лейтенант хотел было развести руками, потом вспомнил, где и перед кем находится, кто стоит за его спиной и почему ему сейчас лучше обойтись без жестикуляции. - Мы его пропустили, тогда не поняли, как. И я, и наблюдатель, и капитан. Никого не было и тут он стал. Прямо перед моей засидкой.
Амар с омерзением осознал, что сочувствует армейцу – по крайней мере, с излишней легкостью помещается в его шкуру. «Он возник». Те, кто думает или задает вопросы в таких случаях, в Гильменде не выживают. Стреляй, потом разберешься.
- Далее.
- Я понял, что ошибся – вот через секунду понял, что ошибся… – Лейтенанту очень трудно, почти невозможно было говорить «без рук», с горя он вцепился в собственные штанины над коленями. – Решил, что это случайный прохожий. Он такой… в пестром.
Штааль перевел взгляд на Амара. Амар кивнул: да, все верно, Имран заходил домой – поужинал, поиграл с детьми и отправился на поиски Фарида, и переоделся тогда же.
- Я доложил, - это уже капитан. – Нам велели убрать тело, оформить как несчастный случай, а сами уехали.
О как, подумал Амар, и наплевав на субординацию и вежливость, встрял вновь:
- Где вы взяли координаты этого морга?
- Так нам скинули… - слегка пожал плечами капитан Беннани, явно не понимая, в чем причина интереса к такой ерунде.
- И вы? – спросил Штааль.
- И я сразу понял, что все очень плохо, - капитан поджал губы. - Я не настолько службист, чтобы радоваться официальному разбирательству. И нужды операции важнее, особенно, если уже случился один теракт и, видимо, ожидается второй. Но нам приказали не спрятать тело, а легендировать и выбросить, даже не поинтересовавшись, кто это - и не отдав нам распоряжения хотя бы установить личность.
Врет. Что плохо, он понял раньше. А вот тут он осознал, что перед ним водораздел.
- Вы нашли документы и не доложили… - это не вопрос, это рассуждение вслух, волнообразное движение кистью в воздухе. Капитан и лейтенант следили за рукой, словно загипнотизированные. – Закончили, сдали рапорты и закрыли смену, а потом принялись искать способ соскочить. Хорошо. Мы продолжим чуть позже. По аль-Сольху ничего?
- Они его не видели, - ответил Амар.
- Сейчас вас проводят в отдельные помещения, - сказал армейцам Штааль, наклоняясь и вызывая на стол проекцию системы связи. – Там вы подробно запишете, обозначите на картах, зарисуете все подробности происшествия. Затем, так же подробно, запишете все по операции. После этого мы поговорим еще раз. Инспектор Хамади, вы останьтесь, - и опустился в кресло.
Когда дверь снова закрылась, Штааль, до того момента сидевший неподвижно, распахнул глаза, встал, медленно открыл дверцу серого пластикового шкафа, оказавшегося холодильником, достал бутылку без этикетки, два холодных стакана. Налил. Кивком пригласил Амара присоединиться.
В стакане, конечно, оказалась вода. Без газа. Просто очень чистая очень холодная вода.
- Непостижимо. - сказал Штааль, наливая еще. - От начала и до конца. Привлечь террориста уровня и убеждений аль-Рахмана в собственную столицу, да что там, в любой крупный населенный пункт - и рассчитывать, что обойдется. Обеспечивать безопасность вот таким персоналом. Обеспечивать лояльность персонала... никак. Не могу понять.
Звучало, если Амар научился понимать начальство, почти жалобно. Для постороннего человека - скептическое сухое любопытство инженера.
Не надо об этом думать, хотел сказать Амар. Не надо, нельзя об этом думать, иначе попросту спятишь, попытавшись принять в себя бездну – ту, где дремотно-пасмурный день перед экзаменом вспухает, взрывается, выворачивается наружу стальными осколками, дымом, пламенем и горелой плотью, визгом сирен, обрывом всех передач, вертолетным гулом, безумным криком раненого; это называется исламский радикализм: распахнутая посреди мирного города оскаленная пасть жадного ифрита, алый язык, слизнувший сотни жизней. Это безумие и пустота, и больше, чем может вместить один человек – хаос пришел в твой мир, и прошел сквозь него, даже не заметив, и раздавил. Это нельзя принять и обуздать в своем рассудке, подчинить разуму...
Вместо этого он сказал:
- Можно ли узнать, кто вызвал этих двоих из Нар-и-Сарая?
- Думаете? – Начальство благодарно ухватилось за протянутую соломинку, и Амар усмехнулся про себя: господину Штаалю едва ли нужно рассказывать что-то про хаос, он и сам с ним знаком ближе некуда.
Вид у шефа был, как у человека, которому хорошенько влепило по мозгам адреналином, и не на пустом месте, а от осознания, что огромная куча дерьма перед ним – только вершина гигантского дерьмового айсберга.
- Мне кажется, кто-то отчаянно вопил о помощи на всех частотах все эти три недели.
Дорогой Адам,
Я тут немного разобралась в ситуации и теперь способна что-то объяснять окружающим даже в письменном виде. Началось все с того, что наш общий друг из Ксеновижн получил два заказа противоположного характера. Поскольку он, как ты понимаешь, не уполномочен сам принимать такого рода решения во внешней политике, он обратился наверх... и получил "добро" на оба. Из разговоров у меня сложилось впечатление, что там, куда он пошел за визой, эти заказы не показались взаимоисключающими, что, кстати, не так уж и глупо. Если подумать, то можно прикинуть пяток вариантов, в которых требования можно совместить... да и отказаться от одного, значит частично потерять контроль над ходом событий. Напоминаю, ни о каком убийстве речь не шла в обоих случаях. Так что Роджер взялся за два проекта - и только после этого совершил первую настоящую ошибку. Он решил снять всю возможную финансовую пенку с ситуации, а потому поручил работу двум разным отделам с непересекающимися рабочими аппаратами. Хотел быть уверен, что больше никто не сможет видеть всю картину. Что было дальше, я не узнаю до заседания комиссии по расследованию, но пока что кажется, что обе операции в результате привлекли исполнителей, у которых была своя программа, плюс неизбежные случайности, плюс возможные ошибки... Но для нас с тобой важно другое. В который раз, причиной очень опасного кризиса оказалось мелкое честолюбие и корыстолюбие кристально лояльного сотрудника. И вот эту дрянь не выявят никакие проверки и никакая химия. Сейчас это можно сделать очевидным хотя бы для конгресса. Я думаю - нам пора бить.
Твоя Лакшми.
Записка младшего конгрессмена от Калифорнии Лакшми Стивенс старшему конгрессмену от Род-Айленда Адаму Ивановски, скопирована программой "Кашалот", сохранена в зашифрованном виде, недоступна ни для кого, кроме отправителя, адресата и соответствующим образом уполномоченных лиц
Александр Бреннер, частный политик
До начала конференции Бреннеру казалось, что он неплохо представляет, кому из ее участников и заинтересованных сторон нужна война. Не очередная мелкая и мутная приграничная разборка племен и кланов, а хорошая полномасштабная война, как двадцать лет назад. Милитаристские группировки Турана, США и Европы Бреннер знал и поименно, и в виде политических, экономических и чисто человеческих интересов. Особой угрозы эти разномастные, но одинаково воинственные орлы, коршуны и ястребы не представляли, поскольку никто не имел достаточной поддержки в собственных правительствах. Нормальная, стабильная ситуация: кое-кто не прочь побряцать оружием, но большинство против, и чтобы опрокинуть это равновесие, нужно прилагать очень серьезные и очень заметные усилия.
Три дня спустя он уже подозревал, что утратил чутье на обстановку и нюх на перемены. Мир жаждал скандала, шума и крови – и убийства Тахира было недостаточно.
Глупость, а история с перекрестным заказом была глупостью из тех, с которых и начинаются войны, упала в очень жадную землю. Второй раз за последние тридцать лет. К первому Бреннер не стоял так близко, но, кажется, там и тогда тоже все уперлось в глупость, невежество, непрофессионализм, радость простых решений... и жажду. Но может быть не исчерпывалось ими. Здесь, сейчас, Бреннер видел не ниточки, тени от ниточек. Следы, возмущения. Слишком много ошибок. Слишком большой... коэффициент невезения. Путаница у американцев, дотошный и миролюбивый Усмани, вдруг теряющий контроль над исполнителем, этот сумасшедший мальчишка, которому, видите ли, какой-то сослуживец объяснил, что Тахира убивать выгоднее, чем Акбар Хана. Ему, Бреннеру, выгоднее, а Турану - вреднее...