Вообще-то мы вчера на балконе солнце караулили. Там есть такой момент, оно над проспектом останавливается - как раз, два таких небоскреба, отель какой-то - так точно между башнями, и все это стекло друг на друга отражается. Мы случайно день на второй обнаружили и решили снять всем, что у нас было, так что Алек стояла и держала комп, чтобы не пропустить.
А что на улице было, мы не заметили, за башнями следили.
И тут наискосок от нас стекло летит и из окна человек вываливается. Алек его и проводила... механически так. Я тоже проводил, хотя камеру вообще не включал, не успел. Там этаж восьмой или девятый, ну понятно. Он внизу лежит, оливковый - форма потому что - и красный, сигнализация орет, а к нам прямо на балкон такая... платформа впирается, я потом уже понял, что она выдвижная, как у пожарников, а тогда мы все офигели, потому что звука за сиреной слышно не было. Алек комп к груди прижимает - отбирать будете?
Этот, с площадки, весь в пластинах каких-то, говорит - да не валяйте дурака. К вам, говорит, через часик подойдут, заберут копию записи. Будете... сотрудничать со следствием, мы вас уведомим, когда можно станет разглашать. А пока посмотрите, что у нас закон предусматривает за несотрудничество.
И вниз уехал.
Мы посмотрели и сразу в консульство звонить... это вообще как? А консул нам - раньше читать надо было. Здесь так. Законы страны пребывания и нарушать их не надо. И вообще, снимать свой собственный суицид - еще туда-сюда, а чужой, да еще и в сеть выкладывать... не будьте стервятниками, ребята, не позорьте государство.
А солнце мы пропустили.
Транскрипция аудиозаписи в совместном блоге Жинжин Алтануи и Сансар Хорлогийна Гэнсээ
Рафик аль-Сольх, полуглава семьи аль-Сольх
- Секретность... – проворчал Рафик аль-Сольх, уже почти расслабившись. – Нашли, от кого таить секреты. Я отец этого болвана или кто?
Он, впрочем, порой подозревал, что – нет, не он, а кто-то еще, а вслух этих подозрений не высказывал, не желая оскорблять память покойной супруги и задевать честь ее семьи. Очень трудно понять, как из смышленого, бойкого и ласкового малыша, удивительно похожего на мать, выросло долговязое, не по возрасту угловатое и капризное чучело. «Я хочу» и «я не хочу» - до сих пор главные слова в лексиконе. До сих пор Фарид получал то, что хотел, и только безумец попытался бы навязать ему то, что Фарид не хочет. Теперь Фарид возжелал под гипнозом восстановить свою память. Рафик не возражал, и даже поверил, что этот метод вполне безопасен – его только покоробило, что очередное «хочу» заставило сына смотреть на отца как на досадную помеху между собой и желаемым. И даже жалобное «ну папа, ну пожалуйста!» звучало неубедительно – как умелое, опытное вымогательство.
К счастью, еще во время разговора с врачом на личный номер упало сообщение от Бреннера.
Генерал просил о встрече. Что ж, Рафик не видел причин отказывать. Вчера - отказал бы, вернее, попросил бы перенести: не смог бы доверять себе достаточно. Сегодня, особенно вот сейчас, когда на поверхности мысли о Фариде не вызывают ничего, кроме раздражения... сегодня самое время. Накопилось много вопросов, есть о чем говорить. Тем более, что господин генерал нарушил свои обязательства посредника и нарушил дважды. В первый раз, когда не сообщил Рафику, где его сын, а во второй, когда не посвятил в подробности разговора с Алтыном. Возможно, у Бреннера есть причины. Наверняка есть, иначе он не звонил бы первым. Но семью аль-Сольх ему придется успокаивать и умасливать долго, какими бы серьезными эти причины ни были.
На встречу – через полчаса в ближайшем офисе «Вуца» (приглашать посредника в МИД было бы вопиющим нарушением и служебной этики, и техники безопасности) Бреннер явился вовремя, но не один, а со своим неизменным референтом-немцем. Рафик знал того в лицо, знал и в виде небольшого, но весьма интересного личного дела, однако до сих пор Вальтер Фогель в переговорах с аль-Сольхами во плоти не присутствовал.
Причина выявилась достаточно быстро – почти сразу после того, как Бреннер, никого не собиравшийся умасливать, а добела раскаленный от злости, велел помощнику говорить, а Рафику – тем же жестом – заткнуться и слушать. Не будь замминистра и сам зол, как тысяча джиннов в одном кувшине, могла бы выйти ссора; но Рафик пока что терпеливо копил обиды, чтобы взыскать за все сразу.
Когда на стол легли записи и Вальтер закончил свой рассказ, Рафик аль-Сольх уже пускал пузыри, как выброшенная из воды рыба. Кажется, он промахнулся с адресатом. Кажется, за неприятности Фарида нужно было взыскивать с совсем другого человека.
Конечно, генерал оставался... кретином, болваном, ослом и даже собачьим сыном - ты берешь деньги семьи и настолько не знаешь ее историю? - но убивать Бреннер не хотел. Он пытался спасти, как мог и умел. И спасал. От аль-Рахмана, от Сектора А и видимо, от...
Рафик прикинул, что бы он в ту ночь подумал на месте Бреннера, и просторное кресло переговорной стало ему тесно. Тело раздулось как воздушный шарик, как пропекшийся индийский пирожок, вот сейчас лопнет, забрызгав все горячим овощным соком. На месте Бреннера, там и тогда, он подумал бы, что Фаридом жертвуют - и Штааль, и семья. Что мальчика списали. Заморочили голову и отправили на смерть - бестолковщину, негодного сотрудника, негодного наследника. За большую власть, большие деньги и возможность выглядеть жертвами. Вот поэтому Бреннер ничего не говорил аль-Сольхам до самого визита к Алтыну. Не хотел рисковать жизнью мальчика.
Рафик согласился свести Бреннера с Вождем - и прошел первую проверку. Он не искал Бреннера вчера - и, сам того не зная, прошел вторую. После этого бельгиец счел возможным явиться - с частью правды и претензиями наперевес.
Конечно, сейчас генерал играл, и за всеми его желваками и искренним возмущением пряталось как каракатица в чернильном облаке желание что-то скрыть, надежно похоронить под слоями обвинений и контробвинений - но убивать посредника было не за что.
- Если бы я сразу знал, что он… юноша с инициативой, я бы от него просто ушел, - после недолгой паузы сказал референт, глядя в стол. – Это было бы нетрудно. Но я предполагал, что сотрудник контрразведки Народной Армии, тем более, европейского сектора, не будет меня преследовать без серьезной причины. Особенно так демонстративно. В общем, я прошу прощения за все, случившееся потом.
- Я буду разбираться, - сказал Рафик. Все недосказанное он прекрасно понял сам: его вина как отца и главы семьи, что мальчик настолько не при делах, что мальчик не отличает союзников семьи от ее врагов, что вместо серьезного дела играет в шпионов и сыщиков в Народной Армии… - Вы сказали, что за Фаридом следили?
- Да. Но этот хвост отсекал аль-Рахман, а он не позаботился о том, чтобы выяснить, чей он. Нам тогда это показалось очень важным. Аль-Рахман сказал, что его в Дубай зазвали "серьезные люди". В этой ситуации его небрежность выглядела подозрительно. Потом исчез инспектор Максум.
И у них сформировалась версия, перевел для себя Рафик. А к тому времени, когда до них дошло, что игроков на поле больше, "хвост" было уже не допросить.
Пожалуй, наиболее разумно и выгодно в данной ситуации - объясниться со всей возможной прямотой. Что отделяет возможную от максимальной, Рафик еще точно не знал, но намеревался нащупать границу прямо в процессе разговора.
- Не буду говорить, что мы не ожидали противодействия стальной сделке, - начал он со вздохом. – Разумеется, ожидали, и в первую очередь – со стороны части армии. Не той, что закупает вооружение, а той, что его расходует. – Замминистра слегка улыбнулся собеседникам.
Та часть, что закупает вооружение, с нетерпением ждала, когда пакистано-индийская сталь превратится в готовое к отгрузке оружие, и все было готово, пути налажены, нужные люди куплены. Однако, для того, чтобы это произошло, нетерпеливая часть, желающая завоевать Западный Пакистан, должна была на время засунуть свои амбиции куда подальше. Бреннер, конечно, прекрасно понимал все это, они это даже обсуждали прошлой зимой.