Нет, выпирающая из бронелифчика шикарная грудь примерно пятого размера у незнакомки была одна, но Николай никак не мог отвести от нее восторженный взор.
— Вот это, ля, арбузики, — облизнулся он и, нисколько не смущаясь — после всего-то пережитого! — через кожаные трусы потер напрягшееся достоинство.
А вот обладательница «ягодок» никаких восторгов по поводу Грубанова не испытывала.
— Значит, это и есть тот самый «господин»? — оценивающе оглядев того с ног до головы, процедила сисястая и усмехнулась: — С мужчинами у нас, конечно, дефицит… но не до такой же степени, Хьюсти!
— Эй, дамочка! — не отрывая плотоядного взгляда от вздымающейся при дыхании груди, возмутился Николай. — Вы слишком плоско шутите для таких форм!
— А вдруг он тот самый, из писания? — не согласилась пепельноволосая. — Избранный.
Грудастая ненадолго задумалась, с таким удовольствием смакуя дымящуюся самокрутку, словно это была дорогая сигара:
— Может быть, может быть… Хотя в писании, как ты помнишь, сказано, что тело избранного должно ослеплять девственниц красотой и быть подобным телу Аполлона.
— То есть накаченным… и с маленьким членом. Я помню, матерь Льюти.
Николай встрепенулся и оторвался от созерцания сисек, попутно заметив, что из одежды на эльфийке — кроме бронелифчика — только бронетрусики.
— Что? Вы — матерь Льюти? — прифигел он. — Ебушки-воробушки, да вы куда сексуальнее, чем мне описывали! — И задумчиво пробормотал вполголоса: — Я бы вдул…
— Не смей со мной так разговаривать! — огрызнулась «матерь арбузиков» и, стремительно сблизившись… хлестнула Грубанова кожаной плеткой по ляжкам! Чувство дежавю заиграло с новой силой.
— Эй, дамочка, что за дела? — прикрываясь руками от возможных ударов, возмутился Николай и повернулся к Хьюсти: — Ты ведь говорила, что вы поклоняетесь мужчинам!
— Не мужчинам, а членам! — поправила пепельноволосая. — Остальная часть мужчин нам не особо интересна…
— Нам интересен только фаллос! — кровожадно оскалилась матерь Льюти и через трусы схватила Николая за «идола», отчего тот в очередной раз испытал… нет, не оргазм — чувство дежавю. — Хьюсти, оставь нас!
Та поклонилась и вышла из шатра.
— Поиграем, господин? — проворковала матерь Льюти и засунула ладонь под кожаный «костюм» гостя. — Заодно посмотрим, есть в тебе хоть что-то от избранного, или нет?
— Про какого, мать вашу, избранного вы постоянно твердите?
Матерь Льюти предпочла уйти от ответа. Вцепившись в причиндалы гостя, взяла его руку и положила на свои крепкие ягодицы. Вторая рука легла на пышную грудь.
Грубанов от такого нежданчика немного оторопел. Это не осталось незамеченным.
— Помацай меня хорошенько, господин, — часто задышала матерь Льюти. — Я хочу почувствовать влагу… на своих ногах!
И Николай, которого не нужно было просить дважды, принялся усердно «мацать». Мацать так, как никогда в жизни не мацал! Податливые сочные прелести матери Льюти услужливо «мялись» под его руками, а сама она выгибалась и постанывала от каждого нового «прощупа»…
«Дерево» Грубанова вновь налилось березовым соком.
— Давайте, мамка Льюти, поработайте кулачком, — просипел он. — Не все же мне одному трудиться!
Но та будто не услышала. Держа мужчину за причиндалы, она, прикрыв глаза и задрав голову, продолжала со стонами выгибаться в такт его «мацаний».
Слегка обнаглевший Николай попытался засунуть пальцы эльфийке под трусики, но потерпел неудачу — бронестринги настолько плотно облегали кожу, что пробраться под них не представлялось возможным. Как говорится, в защитные трусы хрен не проползет!
— Как у вас только пзвезда не преет? — себе под нос удивился он и, убрав «мацалку» с задницы матери Льюти, с трудом расстегнул тугой замочек бронелифчика.
Грудь вывалилась наружу.
Впившись обеими руками в мясистые сиськи, мужчина подхватил их снизу, по одной в каждую ладонь, словно взвешивая.
— Реально арбузики, — ухмыльнулся он своей самой идиотской улыбкой и включил опытного альфа-самца: — Ты меня заводишь, детка! Давай, сделай что-нибудь! Ручкой, ротиком, буферами…
— Нет, — пропустив очередную пошлость мимо острых ушей, с насмешкой в голосе ответила «детка».
Внутри Николая пронесся ураган негодования, а вслед за ним в голове заметались мысли:
«Да что за хрень весь день творится⁈ Вот она, почти обнаженная женщина! Стоит рядом и вроде не против… но не хочет, сука! Что я делаю не так? Или она ждет, когда я приступлю к активным действиям? Ну хорошо, как знаешь!»