По дороге нам встречались и другие космонавты — и лагранжийцы, и селениты, худые и высокие из-за низкой гравитации, и колонисты — рядовые космонавты из внесолнечных миров. Так как наш путь следовал через жилые отсеки, нас провожали недовольные взгляды: нашему вторжению никто не был рад.
Мне было не привыкать к таким взглядам, а уж Еремееву, имеющему дело с гайдзинами восемь, а то и двенадцать, часов в сутки — и подавно. Но в кои-то веки ощущать чужаком себя было неприятно.
Командира «Гваэчжу Грин» звали Армистед — по крайней мере, так говорила надпись на груди её комбинезона. Она сидела за столом, занимавшим большую половину каюты, погрузившись в окружающие её волюметрические экраны — точь-в-точь, подумал я, как убитую Вишневецкую. Но экраны рассеялись, один за другим, и Армистед перевела взгляд на нас.
— Господа полицейские. — вежливо проговорила она на безукоризненно нейтральном французском. Ни следа акцента. — Чем я обязана вашему визиту?
Командир была селениткой. Это совершенно неудивительно: селенитов в ЛЛА элементарно больше, чем всех лагранжистов вместе взятых. Она подалась вперед в кресле, сложив длинные руки на столе. Чёрные глаза смотрели на нас с вызовом. Луна-Лагранж — великая держава, пусть и растерявшая за годы немалую долю своего величия, и это находит своё отражение.
— Инспектор Штайнер, Национальная полиция. — представился я. Брови Армистед чуть приподнялись, прежде чем её лицо снова приобрело беспристрастное выражение. — Я провожу расследование, и хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Вопросов. — повторила Армистед и перевела взгляд на Еремеева. — А вы, господин..?
— Инспектор Еремеев, Транспортная полиция. Я сопровождаю инспектора Штайнера.
— О. - только и сказала селенитка. Я даже не стал её винить: сатурнианский мужчина-полицейский — это уже достаточно необычно, а два сатурнианских мужчины-полицейских — необычно вдвойне. — Что ж, задавайте свои вопросы, инспектор Штайнер.
— Спасибо. — ответил я и встряхнул левой рукой. Линза послушно выпала в подставленную ладонь.
— Госпожа Армистед, — начал я, — ваш корабль прибыл на Титан-Орбитальный вчера, в, — я сверился с записями, — 19:22 по местному времени?
— Именно так. — слегка наклонила голову она.
— Вы заметили какие-нибудь странности в поведении диспетчера при заходе на стыковку?
— Никаких. — ответила Армистед после недолгой паузы. — Связь проходила штатно.
— Диспетчер давала вам какие-то конкретные указания, к какому из узлов заходить на стыковку?
— Разумеется. Она приказала нам стыковаться к этому узлу. Мы так и поступили. Учитывая, что терминал был пуст, у нас не было причин жаловаться.
— Терминал был пуст? — уточнил я и скосил глаза на записи: так и есть, сразу после начала дежурства и до 19:22 не было зарегистрировано ни одного корабля. Ни прибытия, ни отбытия. Но что-то казалось мне странным.
— Мы не заметили других кораблей у терминала. — снисходительно пояснила Армистед.
— Других грузовиков? — вновь уточнил я. Селенитка кивнула:
— Разумеется. Кораблям других классов нету повода стыковаться у узлов, рассчитанных на прыжковые грузовики. Я не права, инспектор?
Она была права, подумал я. Действительно, кому придёт в голову стыковаться к терминалу, принимающему полукилометровые грузовые корабли?
Точно так же, как никому не придёт в голову убивать обыкновенную диспетчера Портовой Администрации прямо на рабочем месте, не оставив при этом за собой следов. Действительно, зачем?
Что могло случиться?
— Вы правы, — вслух ответил я, — но отсутствие поводов не означает отсутствия возможности. Вы уверены, что ничего не видели… скажем, у четвертого узла терминала?
Армистед удивлённо уставилась на меня. Её глаза вдруг остекленели на несколько секунд; затем селенитка несколько раз моргнула и покачала головой:
— К сожалению, — медленно проговорила она, — мы не располагаем такими данными. Мы специально не приглядывались к терминалам, господин инспектор. При сближении для стыковки меня интересовало только наличие у терминала других грузовиков. Их не было. Кроме того, диспетчер направила нас к другому узлу, и у меня не было причин возражать. Окончательное решение по стыковке всегда остается за диспетчером.
Я непроизвольно вздрогнул от её слов. То же самое мне говорили и другие командиры — и Федорчук, и Гучетич. Окончательное решение принимает диспетчер. И если диспетчер хочет скрыть что-то, относящееся к четвертому узлу, то никто не сможет ей помешать.