— Что делать с телом? — нарушила мои раздумья Гейдрих. Мы расстались с городовыми, оставив их взирать на происходящее в ожидании неизвестно чего.
— Жюст? — спросил я, обернувшись к хмурой Фудзисаки. — Мы ничего не забыли?
— А? — зло переспросила Фудзисаки. — Нет! Снимки есть, следы есть… — она, насупившись, умолкла. Видимо, наш с Казанцевой-Мунэмори обмен улыбками не пришёлся ей по душе.
— Тогда передайте криминалистам, что они могут работать. — сообщил я Гейдрих. — И они могут забрать тело.
— Я сообщу. — ответила командир патрульных. — Что-нибудь ещё, инспектор?
— Если уж вы спрашиваете, то да. — произнёс я. — Вы не знаете, случаем, где здесь поблизости можно перекусить?..
Раменная на углу Альбрехтштрассе, куда нас отправила Гейдрих, оказалась действительно хорошей.
Мы с Фудзисаки сидели у стойки и завтракали: у меня с утра рисового зёрнышка во рту не было, а рамен здесь готовили действительно свыше всяких похвал. Тёмный, золотистый бульон с тонкой волнистой лапшой и говядиной, острый и чуть сладкий на вкус: если это был не лучший рамен в Титане-Орбитальном, то я готов был прозакладывать своё месячное жалование.
Фудзисаки деловито орудовала вилкой, другой рукой держа миску; я же предпочёл неторопливо растягивать удовольствие, аккуратно наматывая лапшу на вилку. Рядом с нами на стойке стояла хлебница, и я смело вооружился ещё и куском хлеба, время от времени обмакивая его в бульон.
Позади нас раздался шум приближавшегося трамвая: два серебристых вагона, выставившие над головой веера пантографов. Я обернулся, чтобы проследить за ним: трамвай проехал мимо нас, сбавляя скорость. Мелькнул номер маршрута на лобовом стекле — Т5, шедший из Сенкё, на другой стороне орбиталища; вагоновожатая в фуражке, восседающая в кабине, будто на троне. Одну руку она грациозно возложила на переключатель мёртвой руки.
Фуражка напомнила мне о Вишневецкой. Это непрактичный головной убор, в отличие от берета: фуражка норовит свалиться с головы на бегу, и её никак не удержишь на месте в невесомости. Их не носят ни военные, ни мы, полицейские — только представительницы сугубо мирных профессий. Вагоновожатые, например. Или диспетчеры.
Трамвай остановился на перекрёстке. В салоне толпились люди: в девять утра город всё ещё съезжается на работу, а значит — сюда, в центр города.
Я перевёл взгляд на миску и вновь принялся за еду. Девять утра.
Самое время было работать.
— Итак, — сказала Фудзисаки, отставив миску. Я покосился на неё; остатки рамена она разве что не вылизала. — Какая теперь наша рабочая гипотеза?
— Ну, — протянул я, садясь вполоборота. Миску я всё ещё держал в одной руке, вилку — в другой. — Начнём с того, что Малкина лжёт. И, похоже, не только о времени.
— Имеешь ввиду, и о времени тоже? — уточнила Фудзисаки. Я пожал плечами:
— И о времени тоже. Кроме того, ты видела её лицо? Она знала, что в подвале кто-то наследил. И что на камерах Дворца убийца будет отсутствовать, она тоже знала.
— Скорее уж ей не понравилось, что её допрашивает мужчина. — фыркнула Жюстина. — Пусть и инспектор. Да ещё и обвиняет во лжи перед её подчинёнными. Тебе не приходило в голову предоставить расспросы мне, например?
— Старшинство. — напомнил я. — Представь себе, насколько бы Малкина потеряла лицо, если бы её допрашивала младший инспектор. Пусть и женщина.
— Будто мне есть дело до её лица… — пробурчала Фудзисаки. — Так что с твоей гипотезой?
— Элементарно. — произнёс я. — Малкина пропустила убийцу во Дворец и обеспечила ему прикрытие со стороны службы безопасности, чтобы убрать Сэкигахару. Вопрос только, зачем, но… — я многозначительно помахал в воздухе вилкой, — Сэкигахара — казначей, а значит — через неё проходили деньги. Большие деньги. Скажем… Малкина с её помощью присвоила партийные средства, а затем убрала её? Затёрла следы?
— Допустим. — Фудзисаки сложила руки на груди. — Но причём тут Вишневецкая?
— Ладно, наоборот. — сказал я. — КП, — или, скорее всего, лично Малкина, — проворачивала какую-то контрабандную сделку. Они заручились помощью Адатигавы — чтоб у политиков, и не было связей с мафией? — чтобы нанять через неё Вишневецкую и иметь свою диспетчера в Порту. Затем Малкина находит где-то нашего ветерана и нанимает его, чтобы он убил Вишневецкую. Что ей остается? Деньги. Кто знает о деньгах? Сэкигахара. Возможно, сделка финансировалась из партийного бюджета, или что-то в этом роде. Поэтому Малкина организовывает её убийство, и теперь пытается выдать его за политическое. На всякий случай. Как тебе такое?