Какая наглость! Он всего лишь герой, а ни один герой не смеет противиться моей воле. Я провожу пальцем по воздуху, и горло трассонца перечеркивает бордовая линия. Алая жидкость заливает его грудь.
Растерянный танар’ри хватает его под руки, чтобы оттащить к бариауру. Я делаю шаг, отрывая от земли сначала одну ногу, затем вторую, и Госпожа воочию предстает перед ними.
С потрескавшихся губ Карфуда срывается короткий стон. Мы уже встречались когда-то – давным-давно, когда Кровавая Война захлестнула Сигил, сотворив Окалины. Я – единственное существо в Мультивселенной, которое он боится больше, чем ненавидит. Уронив трассонца, он, не оглядываясь, бросается в бегство. Что произошло с бариауром, я не знаю. Он исчез еще раньше, чем демон.
Трассонец поспешно вскакивает на ноги и поворачивается, намереваясь последовать примеру своих спутников, но к нему я милосердие не проявлю. Я узрела, что именно ему выпала участь стать переносчиком Болей. Но моя цель - не обмануть судьбу, а покарать вас, и поэтому я крепко прижимаю его к груди, словно мать – свое дитя. Он думает о том, чтобы воспользоваться мечом из звездного металла, но уже слишком поздно; ни одному из живущих ныне смертных не под силу вырваться из моих объятий. Я держу его до тех пор, пока не чувствую, как из пустоты в моей груди не начинают изливаться новые Боли, пока мою плоть не охватывает дрожь наслаждения и ее не окрашивает румянец; пока экстаз не поглощает меня, переполняя сладостным восторгом, а блаженство не перетекает в агонию; пока мое тело не пронзает жгучая боль, а сама я не начинаю погружаться в мучительную скорбь – и все это время мы по-прежнему стоим, тесно прижавшись друг к другу. У меня есть лишь один шанс, и теперь на плечах Потерявшего Память Героя покоятся все надежды Сигила.
И все же не думайте, что я простила вам ваше предательство. Вы сами решили ввязаться в это, так что я делаю вам то же одолжение, что и Карфуду – отправляйтесь странствовать по лабиринтам в одиночестве, никогда более не обращая свой взгляд на трассонца, оставьте его истекать кровью в моих нежных объятьях, в то время как Боли глубоко пускают корни в его душе – либо же продолжайте верно следовать за ним и разделите свою судьбу с теми, кто зовет Тесея другом. Выбор за вами; этой мести мне достаточно.
КАРА
Кто знает, как долго трассонец продолжает валяться на холодной земле, сжавшись в клубок? Достаточно долго для того, чтобы окутанный тьмой тоннель заполнила вонь страха, возникшие на его теле отметины взбухли и превратились в волдыри, затем в коконы, коконы начали пульсировать, и через них проросли черные извилистые шипы с хищно изогнутыми кончиками, готовые вцепиться в свою жертву.
Взгляните же на себя! Вы знаете, что искать – след на коже, воспаление, выпуклый фурункул или красный прыщ, гнойник, язву, которой раньше не было. Теперь вы сделались частью происходящего, вступили в ряды проклятых и проклинающих, путников, которые возвращаются домой с нежеланной ношей, стали одним из ослепительно сияющих ангелов боли Сигила. Увидев праздно шатающегося по улицам безумца со стеклянными глазами, услышав, как ваш друг вопит в агонии, спросите себя – уж не я ли передал ему семя? В какой-то мере вы разделите страдания каждого из этих бедолаг; будьте счастливы уже тому, что взорвавшийся кокон находился не на вашем теле.
Проклинайте меня сколько угодно, но эти Боли вами заслужены. И, несмотря на то, что у трассонца их целые тысячи, а у вас – считаные единицы, я надеюсь, что вы будете нести свои с большим достоинством, нежели он.
Он по-прежнему валяется на полу, прижавшись головой к холодным камням– груда шипастых пульсирующих коконов, больше похожая на кладку бебилита, нежели на человеческое существо. Сколько прошло времени? Минуты, может, даже часы или целые дни. Возможно, он жаждет смерти, хоть я сомневаюсь, что сам способен это осознать – мысли в его голове кружатся быстрей, чем вода в водовороте, через который они сюда попали.
Он не замечает, как в тоннеле появляется темная рука. Он не видит, как из ее пальцев выскальзывает черная лента и летит в его сторону, как она начинает кружить вокруг него, проходя через груды коконов, словно копье сквозь туман. К нему возвращается очередное воспоминание – заплаканный и ссутулившийся, он смотрит из окна дворца на отдаленный берег. Там лежит тело его сына Ипполита, который погиб под колесами своей колесницы, когда лошади понесли, испугавшись внезапно появившегося из глубин моря монстра.