Лиасса они перехватили на обратном пути, и Лена сразу выдала ему про не понравившуюся шестерку. Ей уже было стыдно: шесть человек против десятков тысяч эльфов… Но Лиасс кивнул, бросил что-то своим бодигардам, один тут же свернул в сторону.
— Твоим чувствам стоит доверять. Все будут предупреждены, вот и все. Вряд ли им продадут оружие. У нас нет лишнего. Оружейники больше на стройках работают да в поле.
Взгляд Милита натирал затылок. Леня оглянулась и помахала ему рукой — не бросила я тебя, не бойся… Даже издалека было видно, как он просиял. Ариана подтолкнула ее. Ну и ладно, подумала Лена, все знают. Доставлю эльфам радость. Ну как же — Светлая своего выбрала, предыдущий-то был свой только наполовину, да еще имел глупость строить из себя человека. Воспитан он, видите ли, по-человечески. Ну и дурак. Ох, господи, где ж он, дурак этот мой получеловеческий… Сам велел одной не оставаться. Ваше приказание, сэр шут, выполнено. Любое выполнила бы. Только возвращайся…
Лена умышленно неторопливо направилась к стройке. Никто на нее вроде и не смотрел. Эльфы старательно мазали раствор, клали камни, переговаривались между собой — ну очень заняты были. Чтоб длинные волосы не мешали, эльфы завязывали самые заурядные хвосты, но, надо сказать, только чтобы не заляпать шевелюры цементом. Как они умудрялись ходить патлатыми и не жевать постоянно свои волосы, Лена не понимала. Ей свои мешали, даже убранные назад с помощью цепочки-резинки. Эльфы в лучшем случае перевязывали лоб кожаными ремешками или надевали металлические обручи — вот уж неудобно, так неудобно… Лена примеряла такой у Арианы. К тому же ей не шло.
Милит не выдержал, зашагал ей навстречу, улыбаясь во весь рот.
— Я уж думал…
— Я вот тоже… думала. А ты мне мешаешь думать.
— И буду мешать, — пообещал Милит. — Например, сегодня. Можно?
— Можно, — вздохнула Лена. Милит засмеялся.
— Удивительно. Вот хоть бы еще одна женщина отвечала так просто! Вечно ведь «там посмотрим», «приходи — увидишь»… Ты совершенно не умеешь кокетничать.
— А раньше ты не замечал? Не умею. И учиться уже поздновато.
— Не учись, — серьезно попросил Милит. — Оставайся одна такая, которая не умеет. Я пойду работать, ладно? Такие олухи собрались, по сто раз повторять приходится.
Лена милостиво его отпустила, а сама присела на ближайшее крыльцо. Эльфы работали удивительно ровно. Без перекуров, без спешки, без лени, точно, аккуратно. Эх, ну почему дома таких строителей днем с огнем… И в загулы не уходят, хотя, как все мужчины, не отказываются от выпить и закусить. Собственно, и люди в Сайбе, и крестьяне в деревнях работали так же. Ну и понятно, не за зарплату, которую задерживают, а если не задерживают, то никуда не денутся, выплатят, потому что нет дураков за такую работать — мотив всегда один. Нет, два, второй: да я не пил, начальник, ну подумаешь, пузырь с Васькой на пару раздавили…
Эльфам надо было выжить, устроиться на новом месте. Свою многотысячелетнюю историю они оставили в рушащемся Трехмирье. От нее уже мало что осталось, судя по рассказам Гарвина. Сожжен и разрушен Ларм, синий город эльфов, построенный из белого камня, который с возрастом начинает голубеть, и сразу видно, когда какой дом построен. Нет больше синего города. Нет огромной библиотеки эльфов. Нет стенных росписей, старинной резьбы, затейливого плетения решеток. Ушли эльфы — умер город.
Когда эльфы уходили, с собой они могли взять все, что хотели, — сколько могли унести в руках. В повозках были раненые и вещи, необходимые для всех: палатки, инструменты, раскладные кровати, одеяла, отборные семена, оборудование. Для спасения культуры не было возможностей. Конечно, Лиасс не бросил все: ровно две вместительные повозки были нагружены книгами и произведениями искусства, Лена не знала, куда их девали здесь. Книги — малая часть того, что было в библиотеке. Совсем недавно Лиасс показывал ей Ларм: эльфы иллюстрировали книги. Ей было жалко город. Очень жалко. И не она утешала Лиасса, а Лиасс ее: «Главное, мы живы, мы напишем новые книги и построим новый город. Наша история начинается заново».
Четвертая часть всех эльфов не увидит нового города. Людей погибло непропорционально больше, но и осталось тоже непропорционально больше. Сходить посмотреть, что там в Трехмирье? Вернуться через несколько месяцев и обнаружить вернувшегося шута. И свихнувшегося Милита…
— Красиво работают, верно?
Лена вздрогнула. Почему высокие (самый маленький эльф был выше Маркуса) мужчины передвигаются так легко? Ведь весят они сообразно росту. Самый здоровенный тут, конечно, Милит, и тянет он уж точно под сто килограммов, но и он ходит, словно по воздуху, а не по земле. Рядом с этими мужчинами Лена чувствовала себя неуклюжей коровой. Гарвин ростом поменьше, так, обычный, средний, метр восемьдесят пять, а тоже подошел неслышно, сел на крыльцо неслышно, и ведь, наверное, не только что сел.
— Красиво. Ты полюбоваться или хочешь со мной поговорить?
— Я тебе неприятен?
— Нет, — удивилась Лена, — явно наоборот. Ты людей не любишь, а я человек.
— Я не не люблю людей, — засмеялся Гарвин. — Я их ненавижу. Спокойно, глубоко и убежденно. Только какое отношение это имеет к тебе?
— Я человек, Гарвин.
— Конечно. И твой Проводник тоже. Считаешь, что я не способен выделить в толпе определенных людей? Я ненавижу людей как расу. Как разрушителей, убийц. Но не каждого человека в отдельности. Конечно, когда я обрушивал на деревню проклятие ворона, я не думал, что там есть хорошие добрые люди, которым эльфы не мешают. Но это война. А здесь войны нет…
— И это тебе мешает.
— Мешает, — кивнул он, помолчав. — Мне не стоило уходить из Трехмирья, Аиллена.
— Я тебя за шиворот не тащила.
— Я тебя и не упрекаю. Если бы не пошел я, не пошли бы и Паир с Вианой. Да и сам… я так хотел увидеть Владыку…
— Как видишь, он в полном порядке. Даже всю свою мощь обрел.
— Милит тебе сказал? Дурак.
— Может, и дурак. Но дурак честный.
Гарвин сосредоточенно посмотрел себе под ноги.
— У тебя действительно нет ко мне особой неприязни, Аиллена?
— Нет. Правда, особой приязни тоже. Ты меня пугаешь.
— Неудивительно. Я пугаю не только тебя. Отведи меня обратно в Трехмирье, Светлая.
— Спасибо. А потом как я стану смотреть в глаза Лиассу?
— Он поймет.
— А как я стану смотреть себе в глаза в зеркало?
— А тебе что? — искренне удивился Гарвин. Вот он — точно не поймет. Все равно не поймет или просто не поверит.
— Мне не хочется отводить кого-то на верную смерть. Это раз. Мне не хочется, чтобы на деревни Трехмирья падало проклятие ворона. Это два. Мне не хочется, чтобы эльф, которого я знаю, собирал магическую силу с помощью некромантии. Это три.
— Трехмирье все равно проклято. И проклято Светлой.
— Но не мной, хотя я там некоторое количество народу кровью и забрызгала. Оно уже было проклято к тому времени.
— Трехмирье все равно гибнет.
— Пусть гибнет, — пожала плечами Лена. — Вряд ли я смогу его спасти, даже если начну благословлять каждый кустик. Мне на эти благословения искренности не хватит, потому что мне не нравятся люди, готовые убивать за большие глаза и острые уши. Так что пусть провалится в тартатары, только без моего непосредственного участия. Я не поведу тебя в Трехмирье. И Маркус не поведет своими Путями. Это я тебе обещаю.
Гарвин покусал губы.
— Мне не место здесь, Аиллена. Неужели ты сама не видишь.
— Я вижу, что остальным с тобой неуютно. Ничего. Потерпят.
Гарвин взял ее за руку. Что, магия в ход пойдет?
— Я некромант, Аиллена. Полная противоположность тебе. Ты даешь силу, я отнимаю. Это оправданно только на войне. А здесь — мир. Сюда люди пустили эльфов.
— Так положено считать, — перебила Лена, — или ты в этом искренне убежден?
— Убежден.
— Значит, не все потеряно. Если ты сам это осознаешь…
Теперь он перебил:
— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Спасибо, что веришь в меня. Но я — не верю. И Владыка не верит. Ты даже не представляешь, насколько я стал силен.