Макриди предложил свидетелю стакан воды, и Стив сделал паузу, давая Олдройду возможность попить, а потом продолжил свои вопросы:
— Значит, теоретически, в колледже должны быть все записи о подобных случаях?
Олдройд энергично мотнул головой:
— Ручаюсь, что так оно и есть.
— К кому мы должны обратиться, чтобы получить к ним доступ?
Олдройд уставился в стакан, провел пальцами по влажной кромке.
— Ну, вообще-то, к декану.
— И кто у вас декан?
Олдройд попытался ответить, но голос его сорвался.
Макриди, видимо, решил, что пришла пора и ему вступить в беседу:
— Им как раз и был профессор Годвин, не так ли?
Олдройд кивнул, губы его скривились. «Держите его в рамках, — подумала Брайони. — Не дайте ему попасть под влияние эмоций. Он еще многое может рассказать».
Макриди заговорил мягко и медленно, как будто обращался к ребенку:
— Итак, сперва вы подумали, по понятным причинам, что это чья-то шутка?
— Да, и эта штука — ну, я ведь не знал тогда, что это Годвин, — она сразу напомнила мне картину Хогарта. Годвин обычно показывал слайды на лекциях по истории анатомии. И еще у него в кабинете висела эта репродукция. Так что у меня были все основания предположить, что кто-то из юнцов вдохновился рисунком.
— И что заставило вас потом подумать, что это не так?
— Ну… видите ли, тут было два момента. Когда я подошел поближе, то, конечно, ощутил запах формальдегида, а у наших студентов его нет. Я понятия не имею, где убийца достал его в концентрированном виде. А затем… ну, то, что сделано с телом. Слишком сложная и технически трудная работа. На торсе, правда, выполнены стандартные операции, но вкрутить в череп толстый болт, не допустив при этом, чтобы кость треснула, тут нужно настоящее мастерство. Сомневаюсь, что я сам справился бы с такой задачей, а у меня есть кое-какой опыт черепно-мозговой хирургии.
Повисла пауза.
— И вдруг я внезапно узнал жертву. Сначала я просто поверить не мог. Я видел Годвина накануне, в обеденное время, он сидел в пабе и ел сэндвич с ветчиной, и выглядел таким довольным — ведь он только что получил финансирование для открытия новой лаборатории. Профессор купил мне пиво, чтобы отметить это событие. Знаете, у него есть жена и взрослые дети — сын и дочь, — хотя я их никогда не видел. Но Годвин часто о них говорил. Его сын читает лекции по философии в Кембридже, по-моему, уже второй год…
«Держите его в рамках, — снова отметила про себя Брайони. — Верните его к основной теме».
Макриди поспешил задать следующий вопрос:
— Не знаете ли случайно, кто имел зуб на профессора Годвина?
— Нет.
«Чушь, — подумала Брайони. — Как это не знает, если он сам передавал в комиссию по этике документы на тех, кого угораздило попасться».
— Еще один, последний вопрос, — произнес Макриди. — Вы, доктор Олдройд, очевидно, знаете многих студентов и преподавателей колледжа, есть ли у вас какие-то идеи насчет того, кто мог такое сделать?
— Давайте это отложим. Боюсь, я слишком ошеломлен случившимся и сейчас не могу ясно мыслить. А могу я у вас кое-что спросить?
Судя по всему, свидетель колебался. Сначала он неуверенно покосился на Латема, не поворачивая головы в его сторону, а потом взглянул на Макриди, который коротко кивнул.