Выбрать главу

Эдик устало махнул рукой, но полные вывернутые губы раздвинулись в довольной улыбке.

— Это неинтересная тема. У меня совершенно другие мысли. Вы знаете, меня оперировали. Вынули восемнадцать камней. И надо сказать, красивой формы. Я их, знаете, даже храню. Правда, четыре из них съел кот.

— Досадно. Однако ж, досталось вам! Надеюсь, все уже позади?

— Не знаю, Волик. Я уж не тот. Не выпиваю, не ем сладкого. На женщин я и смотреть не хочу.

— Бедный Эдик, я вам сочувствую. И современным девушкам — тоже. Значит, они теперь в безопасности?

— Ой, оставьте… И вы туда же… Только и слышно со всех сторон — современные девушки, современные девушки… Мастерицы делать себе рекламу. Уверяю вас, ничего особенного. Честное слово, все то же самое. Ну, нахватанней… что-то такое слышали… Все равно такие же эгоистки. Не вижу принципиальной разницы.

— Неужели все они таковы?

— Уж я-то знаю, что говорю. Представьте, выхожу из больницы, еле живой после всех потрясений, еду отдохнуть в санаторий, все мысли, естественно, об одном — как бы восстановить здоровье. И в первый же день знакомлюсь с одной… вы бы на нее посмотрели! Она мне годится в младшие дочери. Поражаюсь, как она вообще очутилась в солидном лечебном центре. Ну, слово за слово, пошли на озеро, купаемся, она веселится, я на нее смотрю, как старик, думаю: ладно, пусть забавляется, она молодая… ее время… Тут она начинает меня топить, вы ведь знаете эти их штучки, их игры… Я тоже ее шутя топлю, хочу доставить ей удовольствие. Вечером вдруг приходит ко мне. Я ей по-дружески объясняю: я болен, устал, не пью вина, не позволяю себе сладкого, из меня вынули восемнадцать камней. Но вижу, с ней говорить бесполезно. Она ни с чем не хочет считаться, не слушает никаких резонов. Решила — значит, вынь да положь! Вот вам — современная девушка. Ну, вы знаете мой гнусный характер, нет жесткости, не умею отказывать, и не хотелось ее обижать. Потом она убежала веселая, а я поражался ее эгоизму. Просто не находил себе места.

— Ваша доброта вас погубит, — сказал Владимир.

— Наверняка. Я только и думал: пусть порадуется. Она — молодая… ее время…

Воспоминание о самопожертвовании привело Шерешевского в размягченное и элегическое настроение. Приметив это, Владимир спросил:

— Жив Габор?

— Какое?! Давно уж дал дуба. А всё из-за шкурничества и рвачества. Больной, задыхался на каждом шагу, а вот подите ж — не мог уняться. И вел нездоровый образ жизни. Пил со всякой шпаной каждый вечер. А считал себя артистом. Смешно.

Было похоже, что смерть соперника не умерила в Эдике старой ревности.

— И все же он был музыкант божьей милостью, — сказал Владимир.

— И вы туда же! Большой рекламщик, вот кто он был! Умел себя подать, это верно. Ну, ладно, что теперь говорить…

Он был прав. Спор не имел смысла.

— Маркушу видите?

— Раз в три года. Он женился, знаете.

— Кто же она?

— Какая-то женщина. Ничего интересного.

«Вот и добрая новость. Маркуша женат. Может быть, он уже не так часто вспоминает, как его наградили, как летом он плыл на пароходе с молоденькой длинноногой девочкой. Какое счастье», — подумал Владимир.

— Он выступает еще?

— Бывает. Аккомпанирует понемножку. Концертмейстер он опытный. Правда, сил стало меньше, уже не бросается на рояль, словно его, перед тем как выпустить, месяц кормили сырым мясом. Его, между нами говоря, тоже в свое время раздули. Настоящей школы у него не было.

— А вы по-прежнему в филармонии?

Эдик печально развел руками и меланхолически улыбнулся.

— Я оставил артистический мир. И знаете, не очень жалею. Фактически я теперь на покое. Появляюсь в одной музыкальной студии. Синекура, конечно. Но и платят копейки.

Владимир вспомнил, как он настаивал, что Эдик по части интеллекта уступает своей трубе, а Славин лишь пожимал плечами. «Как знать? Ты слишком категоричен. У Бернарда Шоу ум поживей, но, знаешь, иной «Капитал» не напишет, да наживет. Бывает и так».

Выходит, на этот раз Яков ошибся.

— Так что же, Эдик, живется трудно?

— Нет, этого я не могу сказать. Я ведь женился.

— Не может быть!

— Представьте себе. Хотя однажды вы мне посвятили замечательные стихи. Помните? «Не родилась та сила, чтоб Шерешевского скосила». Я постоянно читаю их вслух.

— Кто ж эта сила?

— Милая дама. Конечно, есть свои недостатки, но, в конце концов, у кого их нет? Очень серьезная. Доктор наук. Квартира. Три комнаты со всеми удобствами. Это, знаете, она настояла, чтобы я ушел из ансамбля. Нервотрепка, разъезды, не то питание. Мадам с меня пылинки сдувает.