Разумеется, Денису очень скоро захотелось испытать свои силы. Начались посещения кружков, первые радости репетиций, начались увлечения и романы, неизбежные в этой атмосфере. Все эти девушки и юноши, объединенные как чарами сцены, так и желанием иллюминировать жизнь, все они быстро влюблялись друг в друга, тяготились надоевшим ученьем и мечтали о браках, суливших исполнение желаний. Только самые честолюбивые обычно придерживают себя, ибо смотрят дальше и метят выше.
И Денис ждал окончания школы с нетерпением. В последнем классе даже те, кто не уверен в будущем, торопят время, — десять лет за партой хоть кого утомят. Ностальгическое умиление, романтизация школьных будней — все это явится много позже, когда от бесчисленных передряг и тем более от истинных драм ищешь подобия утешений в разных традиционных сборах и прочих чувствительных встречах с прошлым.
Здесь следует остановиться на миг и сказать о том, как Денис учился; вас, наверное, это интересует. В биографиях известных людей существуют обычно два варианта. Либо столь блестящи были способности, что науки давались сами собой, либо искра божья мерцала так страстно, так целенаправленно и сосредоточенно, что ни на миг не могла отклониться и осветить что-нибудь, кроме призвания. Уделом будущего героя были единицы и двойки, отчаянье педагогов и горе родителей.
Денис, пожалуй, не подходил под эту схему, хоть она и естественна. У него не было особых проблем, он знал, что рассчитывать ему не на кого, надо было сдавать экзамены и переходить из класса в класс. Не было и больших дарований, разве только хорошая память. Он был бы середняком, если б не тяга к лидерству.
Механизм этой странной способности до сих пор не исследован до конца. Мой нейрохирург внушал мне даже, что она сама по себе — отклонение. Очевидно, он видел его и в себе, толкуя его с лестной для себя стороны. Как бы то ни было, ясно одно: если лидер не подсадная утка, не паяц на веревочке в хитрых руках тех, кто предпочитает остаться в тени, то есть если он н е с д е л а н, а сам себя сделал, в нем, безусловно, должна присутствовать такая яростная убежденность в своем праве вести за собой других, что она этих других заражает. Ей сначала пытаются противостоять — иронией, отказом, протестом, иногда и прямым сопротивлением, — бесполезно, в конце концов большинство, причем чаще всего большинство абсолютное, позволяет себя убедить.
Неудивительно, что человек, вокруг которого группировались, чьей дружбы искали, кто неизменно был центром притяжения компании, кружка или застолья, — неудивительно, что он нравился девушкам и, хотя подсознательно он опасался сделать выбор, появилась та, которая оттеснила товарок.
Денис не любил о ней вспоминать. И не потому, что девушка провинилась. Виноватых не было, была молодость, жар плоти, отличная погода. Эти сами по себе превосходные вещи создали не одну семью, обреченную изначально. Денису и его избраннице было относительно легче — их союз не успел получить, так сказать, юридического оформления. Саднило иное. Та же обида, которая долго жгла и меня. Первая любовь обошла. Не состоялась. А по сути — ее и не было. Не повезло.
Вообще в наших с ним биографиях, при всей их, казалось, несопоставимости, было не так уже мало общего, — оба мы начинали с музыки, оба от нее отказались и оба жить без нее не могли, оба не сразу определились, оба так или иначе исполняли роли этаких маленьких светил, вокруг которых происходило вращение крохотных солнечных систем.
И в биографиях наших душ обнаружилось тоже немало сходного, — наши раны долго не рубцевались. Дело было, по-видимому, в том, что и я, и он не умели вовремя обуздать разгулявшееся воображение и, как следствие, плохо переносили действительность. Слишком медленно переставали ныть всяческие шрамы и шрамики.