Джим пришёл в себя в роскошной спальне с высоким стрельчатым окном, на кровати с алым мягким изголовьем, в постели с шёлковым бельём. Он был всё ещё слаб, во всём теле была разбитость и такая усталость, как будто Джим не прилетел на флаере, а принёс его на своих плечах. Похоже, у него был жар. Так себя Джим чувствовал, когда болел на Земле гриппом. За окном было ещё темно, но сумрак уже начал синеть. На тумбочке у кровати горела лампа в виде изогнутого стеклянного параллелепипеда, подсвеченного снизу. Лорд Дитмар, уже в чёрном костюме с белыми манжетами и в белом шейном платке, сидел возле него в кресле. Его волосы были убраны на затылок и спускались по спине водопадом крупных локонов, с висков спускались две завитые пряди.
— Милорд, — позвал его Джим, разлепив пересохшие губы.
Тот поднялся из кресла и пересел на край постели.
— Дитя моё, у вас жар, — проговорил он, заботливо пощупав лоб Джима. — Вы больны.
— Мне это не померещилось, — простонал Джим еле ворочая языком. — Я не сошёл с ума и это не бред… Я его видел. Он сказал, что должен лететь к звезде… Она зовёт его. Но он не может уйти, пока не убедится, что я счастлив… Поэтому он всё ещё здесь.
— Джим, вам лучше сейчас поспать, — сказал лорд Дитмар. — Вы крайне утомлены.
— Когда я летел к вам, я потерял управление, — из последних сил рассказывал Джим. — Я что-то не то нажал, и флаер начал падать… И я услышал его голос. Он сказал мне, чтобы я снова взял штурвал в руки… А потом кто-то как будто выровнял машину, и всё нормализовалось… Я раньше никогда не сажал флаер сам, а сейчас… Система автоматической посадки вышла из строя, и я посадил флаер вручную. Мне как будто кто-то помогал… Это он, милорд… Фалкон… Он был рядом, он спас меня.
— Я верю вам, Джим, — сказал лорд Дитмар, кладя прохладную ладонь на его горящий лоб. — Успокойтесь. Поспите, иначе ваша психика не выдержит. Всё хорошо, я с вами.
Джим слабо улыбнулся.
— Милорд, вы любите меня?..
Прижав его руку к губам, тот сказал:
— Люблю, дитя моё. Больше жизни.
— Не бросайте меня… Не уходите…
— Я здесь, мой дорогой. Я никуда не ухожу.
— Поцелуйте меня…
Да, Джим сейчас больше всего на свете желал нежности губ Печального Лорда, и он её получил — осторожную, трепетную и робкую, но очень тёплую. Ароматные волосы лорда Дитмара шелковисто защекотали его, когда тот склонился над ним, и он почувствовал исходящий от него запах свежести. Большая фигура в чёрном, с белым шейным платком и белыми манжетами заслонила его от холодного дыхания Бездны, и Джим почувствовал себя в полной безопасности. Он без страха поддался слабости, зная, что это ему ничем не грозит, и провалился в чёрную пустоту.
Лёгкий, как ветер, он взлетел над домом в утренних синих сумерках, окрылённый тревогой за ребёнка: как он там, один? Не плачет ли? С быстротой мысли он оказался в детской. Илидор был не один. Над кроваткой склонилась светлая фигура, и Джим понял: бояться нечего, Илидору ничто не угрожает, пока душа Фалкона рядом с ним.
Когда он проснулся, за окном опять было темно. Он понятия не имел, который час, утро сейчас или ночь. Над ним склонился Альмагир, лорд Дитмар тоже был здесь.
— Похоже на нервный срыв, — говорил он Альмагиру вполголоса. — Хотя я могу и ошибаться.
— Сегодня дата, — сказал Альмагир шёпотом. — День гибели Фалкона. Мы все беспокоились, как он это перенесёт… Когда он под утро вдруг улетел, мы все перепугались.
— Как видите, он прилетел ко мне, — сказал лорд Дитмар.
— Наверно, вы его ангел-хранитель, — улыбнулся Альмагир.
— Вы преувеличиваете, — промолвил лорд Дитмар.
Нет, он не был красив, как Фалкон, и не был так же молод, но это не имело значения. Джим любил его доброе лицо с большим умным лбом, его широкие сутулые плечи, белоснежный шейный платок, чёрный костюм, его большие тёплые руки в чистых белых манжетах и запах его духов. Ему была дорога его тяжёлая поступь, задумчивый взгляд, спокойный мягкий голос; его огромная, внушительная фигура, у других вызывавшая невольный трепет и уважение, у Джима вызывала нежность и восторг. Он любил в лорде Дитмаре всё. Он тонул в его любящих глазах. Ему было с ним тепло и спокойно.