— Милорд… Вы самый лучший…
Матовая белизна щёк лорда Дитмара залилась розовым румянцем, как утреннее небо. Он смущённо опустил глаза, помедлил мгновение и, склонившись, сдержанно приложился губами ко лбу Джима. В присутствии Альмагира он был так скован и напряжён, что Джиму даже стало смешно. Чтобы приободрить Печального Лорда, он протянул ему руку, и тот запечатлел на ней почтительнейший и изысканно учтивый, но — увы — совсем не такой тёплый поцелуй, какой он подарил Джиму накануне. Он стеснялся при Альмагире выражать свои чувства. А тот, видимо, о чём-то догадавшись, чуть заметно улыбался. Переведя взгляд на Джима, он попытался изобразить строгость, но у него плохо получилось.
— Как же ты нас напугал, дорогой! Улететь посреди ночи, да ещё в такую погоду!
Джим улыбнулся.
— Альмагир, а я сам посадил флаер… Система автопосадки зависла, и я сажал его вручную. У меня получилось…
— Ты молодец, детка, — вздохнул Альмагир. — Надо посмотреть, что с твоим флаером. Я разберусь, дорогой, не беспокойся.
— Который час? — спросил Джим.
— Сейчас пять вечера, дитя моё, — ответил лорд Дитмар. — Вы проспали двенадцать часов.
— Я всё равно как будто не выспался, — пробормотал Джим. — Чувствую себя отвратительно…
— У вас повышена температура, — сказал лорд Дитмар. — Оставайтесь у меня, пока не поправитесь. Вас сейчас нельзя куда-либо везти.
Он ушёл проводить Альмагира, и Джим остался один. Он чувствовал небольшую слабость, его слегка знобило, в голове немного шумело, а на веки давила тяжесть. И всё равно ему было хорошо — хорошо оттого, что в глазах Печального Лорда было столько нежности, когда он на мгновение обернулся, выходя из комнаты с Альмагиром. Несмотря на недомогание, Джиму было уютно и спокойно, и когда в дверях снова появилась высокая фигура в чёрном одеянии и в белом шейном платке (это делало его несколько похожим на судью), он улыбнулся. В руке у лорда Дитмара был небольшой серебристый чемоданчик, какой бывает у врачей, и он присел с ним на край постели. Раскрыв его, он учинил Джиму обстоятельный осмотр, сделал анализ крови, а когда он достал какой-то серебристо блестящий прибор, прикрутил к нему очень тонкую иглу, надел стерильные перчатки и велел Джиму сесть и откинуть волосы с шеи, Джим слегка запаниковал.
— Что вы хотите делать, милорд?
Лорд Дитмар чуть улыбнулся.
— Ну что вы, мой милый, не бойтесь. Это почти совсем не больно.
Игла вонзилась Джиму в шею сзади. Он только вздрогнул и поморщился, а лорд Дитмар уже делал какой-то очередной анализ, озабоченно хмуря брови. Потом он сказал:
— Ваша нервная система на пределе, дитя моё. Сейчас я сделаю вам инъекцию в спинномозговой канал, это будет немного больно. Потерпите, пожалуйста.
Он сказал это в меру строгим, сдержанным тоном, какой должен быть у врача, и Джиму это даже отчего-то понравилось: он видел лорда Дитмара в новой роли. Снова в его позвоночник вонзилась игла, и боль в шее заставила его сдавленно застонать. Рука лорда Дитмара твёрдым и бережным движением вынула иглу, а губы прижались к виску Джима.
— Ну, ну… Вот и всё, мой дорогой, — сказал он уже не строго, а нежно.
Другая рука лорда Дитмара ласково обнимала Джима, а его губы были очень близко.
— Это было необходимо, мой милый, — проговорил он мягко.
Джим прижался к нему и снова жалобно застонал.
— Вы больше не будете меня колоть, милорд?
— Нет, нет, дитя моё. Этой инъекции вполне достаточно.
— Правильно… Лучше поцелуйте меня.
Лорд Дитмар улыбнулся.
— Да, думаю, это гораздо приятнее.
Не снимая хирургических перчаток, он заключил Джима в объятия и нежно поцеловал. Играя чёрными шёлковыми прядями его волос, Джим прошептал:
— Вот это "лекарство" по мне.
А уже через минуту настоящее лекарство подействовало, и лорд Дитмар бережно опустил обмякшего, засыпающего Джима на подушку и укрыл одеялом, заботливо подоткнув его со всех сторон. Сняв перчатки и убрав в чемоданчик инструменты и приборы, он ещё раз окинул долгим нежным взглядом спящего Джима, склонился и поцеловал его в слегка влажный от испарины лоб. Да, было бы восхитительно, если бы это милое существо согрело своим юным горячим телом его одинокую постель! При мысли об этом лорд Дитмар испытал чувственное возбуждение, но привычно взял себя в руки и вышел из комнаты с чемоданчиком.