За ужином Фалкон сказал:
— Завтра я улетаю.
У Джима оборвалось сердце, а лорд Райвенн нахмурился.
— Опять в рейс?
— Нет, — ответил Фалкон. — У меня другое дело. Мне нужно встретиться кое с кем.
— С кем же? — спросил лорд Райвенн.
— С одним старым знакомым, — сказал Фалкон спокойно.
— Когда ты думаешь вернуться? — спросил лорд Райвенн.
— Точно не могу сказать, милорд, — ответил Фалкон. — Это зависит от того, как скоро я его найду.
Джим потерял покой и ночью ждал прихода Фалкона с волнением и тревогой. В постели ему не лежалось, и он ходил по комнате из угла в угол, садился, вставал, снова ходил. Пошёл второй час ночи, но Фалкона всё не было. Джим не решался сам к нему пойти: хотя все в доме, должно быть, уже спали, он боялся, что его кто-нибудь услышит или увидит. Спать Джим не мог и всю ночь до утра бодрствовал. С рассветом, измученный тревогой и ожиданием, он ненадолго отключился, но его разбудил Криар: оказалось, что уже семь, и пора вставать. Чувствовал себя Джим ужасно: предрассветный сон, казалось, только отнял у него силы, а не освежил их.
— Вы что-то бледный, господин Джим, — заметил дворецкий.
Почему Фалкон не пришёл? Когда именно он улетает? Джим оделся и вышел в летний зал, где они обычно завтракали. Лорд Райвенн и Фалкон были уже за столом. Не взглянув на Фалкона, Джим поздоровался и поцеловался с лордом Райвенном и сел на своё место, а Криар стал разливать чай. Раданайт опять опаздывал: он не любил рано подниматься.
— Когда ты улетаешь? — спросил лорд Райвенн Фалкона.
— Сразу после завтрака, — ответил тот. — Провожать меня не нужно, я не люблю долгих прощаний.
— Как хочешь, — сухо сказал лорд Райвенн.
После завтрака он улетел в город, а Фалкон пошёл к своему звездолёту. Джим из окна наблюдал, как он снял с него огромный чехол и свернул его, а потом вошёл внутрь. Не утерпев, Джим бросился к нему. Выбежав на площадку и встав перед открытым люком, он позвал:
— Фалкон!
Тот спрыгнул на землю уже в лётном костюме и сером плаще. Джим не решился кинуться к нему, покосившись на окна дома, но выразил всё своё смятение взглядом. Лицо Фалкона было спокойным и сосредоточенным.
— Всё будет хорошо, малыш, — сказал он. — Не бойся за меня.
Джим со слезами смотрел на него.
— Фалкон, не надо…
— Не переживай, — улыбнулся Фалкон, ласково дотронувшись до его подбородка. — Иди в дом, мне пора.
— Я люблю тебя, Фалкон, — пролепетал Джим, глотая слёзы.
— И я тебя, моё сокровище, — сказал тот. — Я вернусь, не сомневайся.
Когда звездолёт с гулом поднялся в воздух, Джим рыдал в подушку в своей комнате.
Лорд Райвенн вернулся вечером не один: с ним был какой-то гость. Джим не хотел выходить, ему сейчас было не до знакомств с друзьями лорда Райвенна, но в комнату постучался Криар и сказал:
— Господин Джим, выйдите, пожалуйста. Вас хочет видеть одна ваша знакомая.
Поскольку в альтерианском языке не было грамматической категории рода, а местоимениями третьего лица были только "он" и "они", то дословно Криар сказал "один ваш знакомый", и Джим не догадался, кто это мог быть. Он сказал:
— Передайте, что я не могу… Мне нездоровится.
Криар ушёл, а через несколько минут в дверь снова постучали, и Джим услышал мягкий мелодичный голос, говоривший по-альтериански с небольшим акцентом:
— Джим, это я, Икко Аэни. Ты помнишь меня? Я здесь ненадолго, проездом, и хотела увидеться с тобой, узнать, как у тебя дела. Можно мне всё-таки войти? Если ты нездоров, я не буду долго тебе докучать.
Джим вскочил и распахнул дверь. На пороге стояли лорд Райвенн и эанка, сыгравшая ключевую роль в освобождении Джима из рабства у Ахиббо. Она была в светло-сиреневом костюме с белыми полосками и белом головном уборе. Джим крепко обнял её и прильнул к ней что было сил.
— Госпожа Аэни, я очень рад вас видеть!
— Дорогой мой, — ласково проговорила она, тоже обнимая его.
— Я не болен, госпожа Аэни, — признался Джим. — Просто я… Впрочем, неважно.
Заглянув ему в глаза, эанка проницательно заметила:
— Немного грустишь?
Джим вздохнул.
— Да, чуть-чуть. Но у меня всё хорошо, не волнуйтесь.
— Вы можете погулять во дворе и там пообщаться без помех, — предложил лорд Райвенн.
Во дворе они прогуливались, взявшись за руки. Эанка сняла свой головной убор, и в свете фонарей заблестела её гладкая голова.