Он медленно поднялся на палубу.
— Странное судно какое-то, сэр, — доложил я, передавая ему подзорную трубу.
Капитан Марвин принялся не спеша разглядывать бригантину, а я следил невооруженным глазом, как она продолжала подвигаться тем же нетвердым ходом и с тем же кривляньем — то на одном галсе, то на другом, большую же часть времени стояла, не двигаясь с места.
— Не вижу ни единого человека на палубе, — проворчал капитан.
— Но вы заметали, конечно, сэр, что большая часть шлюпок находится в баканцах, — сказал я.
— Да, на левом борту все целы, но на правом все вышиблены с своих мест и разбиты в щепки.
— Счастье наше, сэр, что теперь день, — проговорил я смело. — Она как раз у нас на дороге, и, если бы было темно, мы, наверное, наткнулись бы на нее; это было бы довершением всех бед, случившихся с нами по выходе из Сиднея.
— Чрезвычайно верное замечание, вы как нельзя более проницательны, мистер Уиггинс, — пробурчал капитан с горькой усмешкой. — Если бросите когда-нибудь морскую службу, из вас выйдет прекрасный проповедник.
Я только усмехнулся в ответ, не дав заметить этого старому капитану, который был в сквернейшем настроении и не без основательной причины. Он был хозяином нашего пароходика в тысячу тонн вместимостью, который назывался «Бомарис», и шел из Сиднея, а нас все время преследовали неудачи. Мы шли теперь обратно в Сидней все так же налегке, как ушли оттуда четыре недели тому назад.
Мы занимались крейсерством между островами Тихого океана, выменивая копру; на судне имелся груз обычного товара для мены: разноцветные стеклянные бусы, коленкор грубых, но ярких цветов, топоры, ножи и т. д.
Дела у нас пошли скверно. Мы прошли больше половины пути к месту нашей обычной торговли, когда нас настиг циклон. Не буду подробно описывать пережитые нами невзгоды. Мы оказались так близко от края этого циклона, что нас едва не выкинуло на воздух из воды, а когда море разбушевалось, наша старая посудина стала испытывать такую килевую качку, что мы побаивались, как бы она не стала на нос; она так накренивалась, что, казалось, никогда больше не выпрямится. Затем, будучи подхвачена сбоку огромной волною, она соскользнула наискось с ее высокого ската и чуть не зарылась носом в соседней волне навсегда.
При всем том, мы благополучно выдержали бы бурю, носясь по волнам подобно пробке, если бы ось нашего гребного винта не подломилась, задребезжав с такою силой, что, казалось, все судно готово было выскользнуть из-под нас.
Мак-Персону с его помощниками удалось кое-как скрепить ее дня через два, однако старший машинист торжественно предупредил капитана, что пробовать итти больше пяти узлов в час не безопасно.
— Полный ход вперед! — скомандовал упрямый капитан, как только машинист удалился к своим машинам.
Мак в точности исполнил команду, и ровно в четверть часа «Бомарис» побил на пол-узла свой собственный рекорд; затем опять послышался дребезжащий треск, и Мак-Персон явился на палубу, ругаясь, как способен ругаться машинист-шотландец, и смело заявляя, что ему нечего больше делать и что капитан Марвин может вести свое поврежденное, негодное судно под парусами.
В конце-концов, капитану удалось смягчить его, и, спустя десять часов, мы снова шли под парами, но теперь только по четыре с половиной узла.
Маку пришлось беречь сломанную ось, вследствие чего мы гораздо больше лежали в дрейфе, чем шли вперед в течение этих четырех дней.
— Посмотрите-ка, мистер Уиггинс, не разберете ли вы, как она называется, — проговорил капитан, указывая в сторону бригантины, шедшей впереди нас, и подавая мне подзорную трубу.
Присмотревшись пристально к дощечке, прибитой на корме, я, наконец, разобрал название суденышка.
— «Прекрасная Алиса» из Сиднея, сэр, — объявил я.
Услышав это, капитан взволновался.
— Она ходит по островам за копрой, — промолвил он, как бы говоря скорее сам с собою, чем ее мною. — Дело пахнет хорошим кушем для нас за спасение корабля и его груза; она погружена до полной вместимости, судя по тому, как она сидит в воде.
— А но моему, дело пахнет чумою, судя по ее внешности, — заметил я.
— Советую вам держать язык за зубами, мистер Уиггинс, — оборвал меня капитан, — не вздумайте сказать чего-либо подобного при команде, если вам дорога ваша шкура.
Бригантина подвигалась вперед нетвердым ходом
Я тотчас же пожалел, что позволил себе высказать слишком свободно свое мнение. Если бы капитан отрядил меня на бригантину, чтобы привести ее в порт, на мою долю достался бы порядочный куш из суммы за спасенье корабля с грузом. «Прекрасная Алиса» имела с виду не больше пятисот тонн вместимости; но если она была нагружена копрой — ядром кокосового ореха, истолченного и высушенного, — то стоила, конечно, того, чтобы ее спасти. Тем временем, капитан послал разбудить мистера Снелля, старшего офицера, — забыл упомянуть раньше, что я был младший — и я решил, что случай выскользнул у меня из рук.