— Капитан, мне кажется, я слышал, что некоторые из них говорили, будто умирают с голоду.
— Да, — был ответ, — это так и есть. Я за последние два дня съел сухарь и кусочек лососины. Мы на порциях. Видите ли, когда мы открыли огонь, мы тотчас же задраили, чтобы потушить пожар. А потом уже мы увидели, как мало съестных припасов осталось в кладовой. Голодны? Я совершенно так же голоден, как и они.
Он снова заговорил с матросами, и снова поднялся ропот голосов и ругани, лица их исказились от ярости. Второй и третий штурманы подошли к капитану и стали сзади него на юте. Лица их были сосредоточены и лишены выражения; казалось, этот бунт команды вызвал у них только скуку, ничего, кроме скуки Капитан Давенпорт вопросительно поглядел на своего старшего штурмана, но тот только пожал плечами в знак своей полной беспомощности.
— Видите, — сказал капитан Мах-Кою, — нельзя заставить матросов покинуть безопасную землю и итти в море на горящем корабле. Он был для них пловучим гробом больше двух педель. Они измучены и голодны и не хотят больше оставаться на нем. Мы пойдем на Питкэрн.
Но ветер был легкий; киль «Пиренеев» был грязен, и шкуна не могла итти против сильного западного течения. К концу двух часов ее отнесло обратно на три мили. Матросы работали ревностно, как будто силой могли удержать «Пиренеи» в ее борьбе с могучими стихиями. Но неуклонно, и на левом и на правом гальсах, ее относило к западу. Капитан беспокойно ходил взад и вперед, останавливаясь по временам, чтобы наблюдать за блуждавшими струйками дыма и прослеживать места их появления на палубе.
Плотник все время разыскивал эти места и, когда ему удавалось их найти, законопачивал их все плотнее и плотнее.
— Ну, что же вы думаете? — спросил, наконец, капитан Мак Коя, который следил за плотником с детским интересом и любопытством.
— Я думаю, что было бы лучше итти на Мангареву. С ветром, который подымется, вы будете там завтра вечером.
— Но что, если огонь вырвется наружу? Это может случиться каждую минуту.
— Держите ваши лодки наготове. Тот же ветер пригонит их к Мангареве, если огонь вырвется наружу.
— У меня нет карты Мангаревы. На общей карте только мушиное пятно. Я не знаю, где искать прохода в лагуну. Не поедете ли вы с нами, чтобы ввести судно в лагуну вместо меня?
— Да, капитан, — сказал он с тем же спокойным безучастием, с каким принял бы приглашение к обеду. — Я поеду с вами на Мангареву.
Снова команда была созвана на корме, и капитан обратился к вей с речью:
— Мы пробовали подойти к берегу, но вы видите, насколько нас отнесло; это течение обладает скоростью в два узла. Этот джентльмен, достопочтенный Мак-Кой — главное должностное лицо в губернатор острова Питкэрна. Он идет с нами на Мангареву. Итак, вы видите, что положение не так опасно. Он не сделал бы такого предложения, если бы думал, что лишится жизни. Кроме того, какова бы ни была опасность, если он по своей доброй воле идет с нами и подвергается ей, — мы не можем сделать меньше. Что же вы скажете о Мангареве?
На этот раз не было шума. Присутствие Мак-Коя, уверенность и спокойствие, исходившее от него, произвели свое действие. Матросы вполголоса совещались между собой; убеждать почти не пришлось.
— Раз он идет, и мы идем, — крикнул один из матросов с сверкающими глазами.
Команда пробормотала свое согласие и двинулась на бак.
— Одну минуту, капитан, — сказал Мак-Кой, когда тот поворачивался, чтобы отдать распоряжения штурману. — Я сначала должен съехать на берег.
Мистер Кониг был точно громом поражен и глядел на Мак-Коя, как будто тот был сумасшедшим.
— Съехать на берег, — воскликнул капитал. — Для чего? Это отнимет у вас три часа, если вы поедете туда в вашем челноке.
Мак-Кой измерил глазами расстояние до берега и кивнул головой.
— Да, сейчас шесть часов. Я доеду не раньше девяти. Население острова не может быть собрано раньше десяти. Так как ветер посвежеет ночью, вы можете подняться против течения и подобрать меня завтра на рассвете.
— Во имя разума и здравого смысла, — прорвало капитана, — для чего вам нужно собирать народ. Разве вы не понимаете, что судно под нами горит?
Мак-Кой был спокоен, как море летом, и гнев капитана не произвел на него ни малейшего впечатления.
— Да, капитан, — проворковал он своим голубиным голосом. — Я понимаю, что ваше судно горит. Потому-то я и иду с вами на Мангареву. Но я должен получить разрешение итти с вами. Это наш обычай. Население имеет право подавать голос за или против моего отъезда. Но они дадут разрешение, я знаю.