Один матрос сделал мне потом ремень для бритвы из ее кожи. Ремень я могу вам показать, но я достаточно скромен, чтобы признаться, что я не в состоянии ничего сказать по вопросу, следует ли или не следует принимать акулу в лоно семьи. Однако, я наверняка могу сказать, что мистер Джон Чокер — в общежитии известный под именем Джонни-Акула, — не посоветывал бы этого.
Если хотите, я расскажу вам историю Джонни.
2. В открытом океане
В те дни он был двадцатипятилетним парнем, хорошо знающим морское дело, работящим и веселым. Он плавал по морям с тех пор, как ему пошел четырнадцатый год, и служил теперь на судне «Чемпион». Его мать, вдова, жила в деревне «Радость Сердца» в заливе «Разочарования», и там же жила Катюша Маллой. Не стану описывать глаз Катюши. Достаточно сказать, что они были неотразимо пленительны — как и ее щечки, волосы, губки и талия. Так пленительны, что совсем лишили Джонни спокойствия души. И, пробыв на берегу всего три недели, он отправился в С.-Джон и снова нанялся на судно.
7 февраля «Чемпион» вышел из пролива, а ночью, 10 марта, он столкнулся с каким-то потерпевший аварию и покинутым судном, где-то около северного побережья Бразилии. Джон Чокер в то время храпел внизу на своей койке, и видел во сне Катюшу Маллой...
Когда он вышел на палубу, его удивил крутой наклон судна на нос. Потом он увидел, что все шлюпки исчезли с своих мест. А в следующую минуту он увидел фонарь, и при свете его — Билли Прайса, укладывавшего объемистый мешок в гичку шкипера, — единственную оставшуюся лодку на судне.
— Гей, Билли. Что ты делаешь? — окликнул он его.
— Все удрали, а нас оставили, Джонни, — ответил тот. — Я думал, ты тоже удрал вместе с ними и бросил меня одного. Хорошо, что ты здесь. Помоги мне. Наш «Чемпион» стукнулся обо что-то и тонет. Носом вниз.
И, таким образом, случилось, что утром 11-го марта Джонни Чокер очутился в шкиперской гичке среди темного и пустынного океана, один с Билли Прайсом. Но если бы выбор товарища зависел от него, он, наверное, не сидел бы в гичке с Билли Прайсом.
Солнце взошло. Оба внимательно оглядывали горизонт, смотрели на восток и на запад, на север и на юг. Но везде только пустынная безбрежность моря, везде только маленькие мерцающие водяные холмы и темные узкие долины между ними.
«Чемпион» бесследно исчез. Его шлюпок тоже не было видно, и нигде на горизонте никакого намека на землю.
— Компас взял? — спросил Джонни.
— Никакого компаса не было, — ответил Прайс и поглядел на два мешка с сухарями, два боченка с водой и всякую всячину из кладовой, лежавшую на дне лодки.
Джонни вставил в гнездо мачту и поднял парус.
— Южная Америка вон там, — сказал он, показывая рукой. — Поверни так, чтобы солнце было за твоей спиной, Билли, и не сворачивай с этого курса, тогда мы завтра к утру достигнем земли.
Но Прайс, держа одной рукой руль, а другой шкот, мрачно посмотрел на товарища и продолжал держать курс на юг.
— Позволь узнать, кто поставил тебя здесь командиром? — спросил он левым уголком губ.
Это у пего была такая привычка — всегда кривить рот и говорить одним уголком губ, когда он был в дурном расположении духа. Джонни знал это — недаром они были из одной деревни. Он видел, что дело идет к ссоре, и всею душой хотел избежать ее.
— На каждом судне должен быть командир, — примирительно ответил он, — а так как нас тут двое, то выбирать не из кого, кроме меня да тебя.
— Да, кроме меня да тебя, — сказал Прайс, еще больше скривив рот. — Какой же тут может быть выбор, а?
Джонни был хороший моряк, а Билли Прайс — плохой, и они оба знали это. Джонни чувствовал, что он должен взять на себя командование лодкой. Он наклонился и нехотя взял со дна весло. Но в тот же момент Билли Прайс закрепил шкот и вынул что-то из кармана. И когда Джонни выпрямился, он увидел перед собою дуло револьвера. Это был совсем маленький револьвер, но изумленным глазам Джонни его дуло показалось величиной с жерло пушки.
— Брось это, — сказал он гневно и презрительно. — На твоем месте, Билли, я бы постеснялся так поступать. Честные люди не наводят пистолетов на товарищей. Но ты, впрочем, никогда не был достаточно мужчиной, Билли Прайс, чтобы честно драться руками и ногами.
С этими словами он положил весло назад и уселся на скамейку за мачтой, лицом к самозваному шкиперу.
— Полегче болтай языком, Джонни, а то пристрелю, — предостерег его Билли.— Я не люблю тебя и никогда не любил. Если хочешь остаться без головы, скажи только слово еще... Я не потерплю бунтовщичества.