Выбрать главу

— Ну что же, Фэль. Я выполнила твою просьбу и спела, — улыбнулась Найя. — А теперь твоя очередь. Рэмил и Альтамир наперебой хвалят твой голос. Спой нам, пожалуйста.

— Вот только что-нибудь вспомню, — Фэль задумчиво склонила голову набок, потом коротко вздохнула и взяла в руки инктар. Ярт узнал песню. Она пела её на празднике. Песня, рождённая Странниками. Ему невыносимо захотелось снова в дорогу, но он понимал, что этот дом, этот вечер — тоже часть Пути. Ведь Путь — есть сама жизнь. Ярт поднял голову и присоединился к голосу Фэль.

Девушки остановили работу, заслушавшись, но строгие матери не подгоняли их, сами увлечённые музыкой. Работать было хорошо, когда поют знакомые песни, и можно подпевать, в такт выполняя дело. Под эту песню нельзя было заставить себя даже открыть рот и пошевелиться. Не иначе эльфьи чары.

Никто не заметил тени за окном. Там, на низкой скамеечке притулился Тен и тоже внимал.

Однако, сколь ни упоительно было очарование, песня закончилась, и работницы-рукодельницы дружно вздохнули.

— А из нашего что-нибудь знаешь? — спросила Найя.

— Кое-что помню, — Фэль улыбнулась и завела весеннюю славню. Девушки подхватили, и снова закипела работа.

— Если уж на то пошло, что здесь парень сидит, то пусть тоже нас чем-нибудь порадует, — ворчливо произнесла пожилая женщина, протягивая Ярту ковш с горячим киселём. — Ты, как я погляжу, парень смешливый, да и голос у тебя хороший. Развлеки девчат, что зря здесь штаны протирать.

Ярт несколько смутился.

— Давай-давай, — Фэль хитро смотрела в его глаза. — Спой что-нибудь. У тебя это хорошо получается.

Он задумался. Нет, конечно, он помнил пару-тройку песен Альтамира, но не был уверен в точности мелодии. Что-нибудь из вэльтаретских? На ум сразу пришли разухабистые трактирные. Не их же петь. Ярт задумчиво перебирал пальцами струны инктара. Руки сами собой стали выводить знакомую мелодию. Ну что ж…

Он негромко вздохнул и запел.

Горело небо, как костёр,Горел огонь.Весёлый искр переговорМне грел ладонь.Смеялись звёзды, свысокаРоняя свет.Как звёзды воля далека,И ближе нет.Что мне спокойствие в тепле,Когда ведётМеня луч лунный по тропеИ дождь зовёт?Зачем мне прутья золотые,Если тамЗа воротами городскимиЖдут леса?Зачем красавицы улыбкаИ любовь,Когда серебряная ниткаМанит вновьПод сени полночи,Под ясный лик луны?И полнолуние моиСгоняет сны.Зачем жить зверю в клетке,Если воля есть?И не придумать хуже пытки,Чем на цепьНа место пса лесного зверяПосадить.В неволе трудно жить,Ещё трудней любить.И вот я вновь сбегаюСо своей цепи.Туда, где можно позабытьПро плен тоски.Туда, где лес меня сочтётЗа своего.Ведь, как ни бейся,Волк навряд ли станет псом.И вновь горит закат,И вновь трещит костёр.Мне ночью — воля,Днём — ошейник, цепь и двор…

— Как красиво, — вздохнул голос в углу, а другой добавил. — Как грустно.

— Я её не слышала, — Фэль с интересом смотрела на него. — Чья она? Не Альтамира — это точно.

Он смутился, покраснел и отвёл глаза, пробормотав:

— Ну, моя. Я же говорил, что в детстве рифмоплётством увлекался.

— И много у тебя? — поинтересовалась она.

— Да не то чтобы очень, — он осмелился поднять голову и увидел её глаза, блестевшие от восторга. — На нашу компанию в Вэле хватало. Правда, они подобную чушь не любили. Им больше… м-м… немного другие песни нравились.

— Трактирные застольные вольно-непристойные, — фыркнула Фэль. Ярт снова отвёл глаза и промямлил:

— Ну, не совсем, — и принялся изучать одну из половиц под ногами, словно это было самым важным делом в данный момент.

Девушка негромко фыркнула и запела очередную горскую песенку.

Когда они вечером вернулись в дом, она задумчиво смерила его взглядом и проговорила:

— Так ты ещё и менестрель, оказывается.

— Нет. Менестрель — это слишком, — он посмотрел на небо, на котором переливались ясные надгорные звёзды. — Я пою только для себя. И песни пишу только для себя.

— Кстати, а почему волки? — вдруг спросила Фэль, вспомнив его песню.

— Не знаю, — Ярт пожал плечами. — Просто они мне всегда нравились. В детстве мне часто снился большой угольно-чёрный волк. Мы вместе бегали по лесу и играли. Сейчас я редко вижу его в своих снах.

Фэль слегка нахмурилась, вспомнив чёрного спутника Лайнэ. Волк никогда с ним не расставался, совсем как Ярт с Сэллифэром.

— Мне кажется, что в глубине души я всегда считал себя волком-одиночкой, тем, из моих снов, — продолжал тем временем Ярт. — Поэтому и выбрал себе такое имя, когда пришёл день нарекания. Забавно, — он вдруг хмыкнул и посмотрел на девушку. — Только сейчас вспомнил, что однажды, когда я вернулся домой из очередного побега в лес после очередной же драки, мама, посмотрев на меня, сказала, что из любого волчонка рано или поздно вырастет волк, сколько ни внушай ему, что он — собака. Интересно, к чему это было сказано? Ты не знаешь, Фэль?

Фэль молча пожала плечами и присела на край кровати:

— Тебе следовало спросить об этом у матери, Ярт. Я не возьмусь толковать её слова.

— Что-то ты темнишь, — Ярт подозрительно посмотрел на неё и плюхнулся рядом. — Что вы все от меня скрываете? Ведь рано или поздно я всё равно узнаю правду.

— Да ничего я от тебя не скрываю, — буркнула Фэль, стягивая рубашку.

— Ну-ну, хотелось бы верить, — он усмехнулся и тоже принялся раздеваться. — К слову сказать, о доверии. Тен любезно приглашает нас завтра на охоту, мне Альтамир сказал.

— Знаю, — она потянулась и забралась под одеяло. — Мне Найя говорила.

— И что ты об этом думаешь? — поинтересовался Ярт, устраиваясь рядом.

— Конечно, пойдём, — Фэль усмехнулась. — Надо же спасать бедного медведя.

— Сначала тебе придётся спасти меня, — Ярт картинно закатил глаза.

— От чего бы это? — Фэль улыбнулась.

— Я умираю, — он в притворном припадке упал на подушку.

— По виду вполне здоров и в ближайшую сотню лет тебе не грозит ничего страшнее насморка, — девушка прищурилась и пощекотала его.

— Я умираю от любви, — он притянул её к себе, пресекая новое покушение на свои бока. — Неужели у тебя не найдётся лекарства?

— Надо поискать, — она приникла к его губам поцелуем.

В противоположном конце дома в это время готовилась ко сну другая семейная пара. Найя, что-то негромко намурлыкивая, расчёсывала свои волосы и весело подмигивала своему отражению в зеркале. Оно ей определённо нравилось.

Скрипнула дверь, и за её плечом появилась хмурая физиономия Тена. Он стоял, опершись на косяк, и смотрел на жену:

— Снова, значит, в девки подалась?

— Нет, просто кое-что пересмотрела в своей жизни, — Найя сплела волосы в косу и обернулась.

— Она тебе только косу да рожу вернула? Или ещё что? — поинтересовался он.

— Тебе-то какое дело? — в голосе жены прорезались строптивые нотки.

— Я тебе муж или кто? — нахохлился Тен.

— Ты об этом только сейчас вспомнил, муж мой? — с ехидцей произнесла она и забралась в кровать, повернувшись к нему спиной. — Спокойной ночи, Тен.

— Всё! С меня хватит! — он резко развернул её, жадно смяв губами её губы и нашаривая шнуровку на вороте. — Раз ты мне жена, то должна быть покорна своему мужу.

Звонкая оплеуха была настолько непривычна, что Тен моментально пришёл в себя от неожиданности.

— Ты… — он слов не мог подобрать, чтобы описать её поступок.

— Да, я жена тебе. Но не подстилка и не средство для расслабления, — хмуро поглядела на него Найя и затянула ворот. — И мне сегодня не хочется.

— Да что здесь, в конце концов, происходит?! — спросил совершенно выбитый из колеи Тен.

— А вот что! — Найя развернулась к нему и в упор взглянула в его глаза. — Мне до невозможности надоел твой скверный характер и твои дурные привычки. Мне надоело, что я для тебя не больше, чем коврик у дверей, этакая привычная вещица, которую можно не замечать. Мне надоело, что ты спишь со мной, а в мыслях у тебя другая. Да, я не Фэль, но в отличие от неё я люблю тебя, Тен. Я готова многое стерпеть от тебя, но и моему терпению есть пределы. И оно уже заканчивается. Если так пойдёт и дальше, я от тебя просто уйду. Помяни мои слова, уйду и хлопну дверью. Ты не единственный мужчина на свете. Так что реши, кто тебе нужнее — я или она. А там посмотрим.