Мотоцикл «ИЖ» мы в то время купили. Я хотел «Урал», да где там, разве достать. Мне товарищ советовал поехать в Азербайджан. Он там был и сказывал, что видел в магазине такие мотоциклы, в ящиках, целую гору, никто не берёт, а у нас в средней полосе России их днём с огнём не сыщешь. Потом, правда, стали легковые машины «Запорожцы» в свободной продаже появляться, только у нас на него денег не было. Но уже думали о нём и подкапливали.
А тут меня на курсы повышения квалификации в Москву послали на четыре месяца. Там я впервые компьютер увидел, негров и монахов. Побывал не просто в храме, а в сердце православной Руси – Загорском монастыре. Помню: осень, погода чудная, листья падают, природа подмосковная будто рукополагает, звон колоколов, монахи в чёрном на звоны крестятся, и я стою балда – балдой. Верите, будто в иностранное государство попал. Почему звонят – не знаю; что за служба – тоже, а уж что поют и тем более.
Хоть и недоумевал я, но на душе как-то радостно стало. Чувствую – сердце забилось, будто воробушек трепехчется, вылететь из рук хочет и слёзы на глазах. Вот как душа на всё это среагировала. Я тогда подумал: – генетика, память поколений. Промокнул слёзы платочком, сел в автобус и уехал. Это я только потом понял, что это была не генетика, а тогда мозги именно так сработали – генетика, мол, виновата. Но, в памяти эта поездка проделала глубокую борозду. Это я потом понял. Не зря, всё что увидел, было: и поездка, и монастырь, и монахи.
И вот что интересно, был я в Москве и в театрах, и на выставках, а когда из командировки вернулся, среди коллег рассказывал в основном о посещении монастыря. На что главный редактор вроде смехом, но с большой долей намёка сказал, «Наш коллега не в монахи ли решил податься? Больно уж с интересом о монастырях рассказывает». Стал я после такой реплики только друзьям, да родственникам о монастыре рассказывать… Со мной вот так, дорогой, было, с другими не знаю, – сказал Иван Петрович с улыбкой и похлопал меня по колену.
2.
За разговором я и не заметил, как наступил рассвет. Розовый свет струится из-за дальней горы. Придорожные откосы набиты талым мартовским снегом, ещё отдают синью, а по чернеющим буграм, почти с ними сливаясь, важно расхаживают заботливые грачи. Но чем севернее мы забираемся по избитой Ельцинским режимом дороге, тем реже встречаются талые плешины чёрной земли. Сюда весна ещё не добралась, а заиндевелые деревья нагоняют зимнюю скуку.
– И что же дальше?– спросил я.
– А дальше грянула Горбачёвская перестройка. Всё закрутилось вокруг, как сухие листья от ветра. Интеллигенция шумела, будто пчёлы в улье по весне.
Мы, как будто, ошалели от этой перестройки. Статьи стали появляться разные, книги. На слуху были фамилии экономистов Попова и Аганбегяна. Церковные священнослужители то же стали мелькать в средствах массовой информации. Их больше для политики использовали, а не для наставления в слове Божьем. Ну, а дальше пошло и поехало.
Особенно активизировались разного рода секты и инославные учения. Философия мне нравилась, и я с упоением читал «Бхавагат Гиту», это одно из индийских вероучений, штудировал книги индийских гуру – тамошних учителей – аскетов. Всё было в новинку, интересно, особенно, что заморское. К этим гуру я сильно пристрастился.
Собеседник покачал головой.
– Помню, всё пытался чакры развить, да энергию кундалини активизировать, чтобы в космос в тонком теле выйти и среди планет солнечной системы постранствовать. А про йогов газеты писать не уставали, вот крыша у меня и поехала.
Бывало, в позе лотоса замру посреди зала, а отец покойный поманит мать пальцем и говорит: «Иди посмотри, что наш дурак делает?»,– покачает головой и уйдёт. А этот – дурак, чёрный квадрат Малевича в голове ищет, чтоб значит ни одной мысли не было. Видно бесам этот квадрат очень нравился: мыслей нет, Бога тоже нет, делай с этим недорослем всё что хочешь.– Иван Петрович улыбнулся.– Бывало в деревню приеду и рассказываю сельчанам про всё, что вычитал. Дед Матвей, уже покойный, слушал, слушал, да и говорит:
«Смотрю я, Петруха, ты там, в городе сильно мозгой повредился. Ну, зачем мне с Филимоновной твоя Будалини? Нам бы картошка с тыквой уродились, чтоб зиму пережить, ить что творится, а ты Будалини, Будалини.
– Куддалини,– поправляю деда.