- Ширай понимать, - подтвердила она, старательно коверкая речь. – Онсин-куз, боль болит. На лечить-трава.
С невинным видом протянула Онсину принесённый листок. «Куз» было очень обидным словом на языке энчи. Как здорово, что её спутники совершенно им не владели.
- Дура, это ж палосена огненная! – воскликнул вдруг Онсин, присмотревшись к подношению. – Брось, пока без кожи не осталась!
Он шлёпнул Ширай по руке, заставляя её выронить лист.
- Лечить-трава-а, - изобразила непонимание Ширай, досадуя на внезапную осведомленность Онсина. – Всегда помогать кровь.
- Глупая баба, собаку тебе в печень, это не подорожник! Глаза разуй! Палосена огненная тоже лечебная, но, во-первых, используется как рвотное, во-вторых, сначала её надо как следует подготовить. Просто не трогай её.
- М-м-м, - задумчиво протянула Ширай, внимательно его выслушав. – Ширай не понимать.
Удобно, когда тебя считают недалекой дикаркой. Почти любое твоё вредительство спишут на врожденную глупость.
- А ты неплохо в этом разбираешься, господин Онсин… - с натугой произнёс Ирви Хансин, с трудом удерживая борт повозки. - Не знаю, как тебя по фамилии.
- Нет у меня фамилии, - буркнул Онсин, убирая со лба окровавленный платок. - Я с младенчества при храме Элены-Целительницы воспитывался.
Эта новость вызвала непонятное Ширай оживление. Даже Линнет Кел удивленно обернулся.
- Так вы монах?! – воскликнул Кендрас Эльм.
- Нет, - Онсину явно не нравилось, куда свернул разговор.
- Все дети из приютов Элены становятся её монахами, - возразил Ирви Хансин. - Даже душевнобольные и калечные. Это все знают.
- А я не стал.
- Сбежал?
- Нет.
- Неужели так всех достал...
- Нет.
Повисло молчание. Все вопросительно смотрели на Онсина и ждали. Только Сет Ромли продолжал возиться с колесом, тоже то и дело поглядывая через плечо. Сдавшись, Онсин вздохнул и с показной неохотой принялся рассказывать:
- Когда тебе исполняется четырнадцать, ты проходишь посвящение Элене. Там целый ритуал: выпиваешь кубок освященного отвара, ходишь по храму, кланяясь всем статуям и реликвиям, затем приносишь обеты верности... А мне почему-то с этого отвара стало так дурно, у меня так горло опухло, что я там не только ни слова выдавить не смог – я сознание потерял и едва не задохнулся. В храме решили, что это меня сама Элена лично отвергла, а потому, когда я оклемался, мне тут же указали на дверь. Монахи сказали, что такого вообще ни разу не видели.
- Может, тебе там подмешали чего, чтобы избавиться? – предположил Ирви Хансин.
- О, не сомневаюсь. Эти злобные сволочи всегда меня недолюбливали.
- Почему я не удивлён? – вздохнул Ирви Хансин, удобнее перехватывая борт повозки.
- Выходит, у нас есть свой врачеватель, - вклинился Кендрас Эльм, бдительно пресекая возможность очередной ссоры.
- Нет. Я не прошёл посвящение, потому врачевать не имею права. Хотя, конечно, что-то еще помню и могу. Но если бы меня не выгнали из храма столь смехотворным образом, я был бы сейчас великим лекарем, и вы все стояли в очереди у моих дверей, смиренно моля об исцелении.
«Значит, травками его не проведешь», - мрачно подумала Ширай.
- А вдруг Элена-Целительница и правда тебя отвергла? – предположил Ирви Хансин.
- Пфф! – Онсин снисходительно на него посмотрел. – Она любит меня, дурак ты кучерявый.
- Элена-Целительница? – недоверчиво уточнил Кендрас Эльм. – Богиня?
- Она самая. Смотрите, - Онсин продемонстрировал свой нос, еще недавно разбитый, а теперь совсем целый. – Уже всё прошло. Это, - указал он на свежую ссадину на лбу, - тоже скоро заживёт. Не любила бы – не исцеляла бы.
Онсин лучился самодовольством. Остальные молчали, неловко переглядывались и не знали, как реагировать. Столь быстрое заживление ран, конечно, вызывало вопросы, однако не такими уж они были и серьезными, чтоб это можно было счесть божественным вмешательством.
- Не, ну в жизни всякое бывает, - дипломатично кашлянул из-под повозки Сет Ромли. - Я вот, смеяться будете, вообще чуть от шелушки не околел. Тоже своего рода чудо.
Никто не засмеялся.
- Вот и мой брат тоже, - поддержал Ирви Хансин. - «Детская болезнь», «детская болезнь»… «Пару дней почешется, и всё пройдёт»! Ага, как же! Мать говорила, с него кожа пластами сходила. До сих пор шрамы остались.
Ширай помрачнела. Шелушка была одной из причин, почему до Хордима добралась лишь треть жителей долины. «Детская болезнь», считавшаяся эрмирцами настолько безвредной, что её и не лечили-то толком, прицепилась к энчи в одной из деревень, что они проходили в своих скитаниях. Никто из заболевших не выжил.