— Понимаю, — сказал Чарли.
Оттернессу вспомнился образ, к которому он часто прибегал, когда его самого одолевали сомнения.
— Все мы только кирпичики, Чарли. Только кирпичики в здании Фабрики. Нам не дано увидеть великий план, как и камень не способен представить себе гигантскую стену, частью которой является.
В сравнении Оттернесса Чарли как будто нашел что-то личное.
— Просто кирпичики, — повторил он. — Просто кирпичики.
Когда они достигли конторы, Пикеринг уже растопил печку. Ради полной секретности отослав истопника, мастер-люксарщик и его помощник взялись планировать переход на новый состав. Зазвонил колокол к окончанию дня, простые рабочие могли расходиться по домам, но эти двое все трудились. Закончили они уже ближе к полуночи.
Покинув Фабрику, Оттернесс с Чарли бок о бок шли по скрипящему снегу, погруженный каждый в свои мысли. У тихих, присыпанных снегом домов они расстались: Чарли пошел к своей семье, а Оттернесс — к пустому очагу.
Впервые подняв голову, только когда оказался на крыльце своего дома, Оттернесс с удивлением увидел в одном из окон свет. С забившимся сердцем он толкнул незапертую дверь и вошел.
Алан Кэйрнкросс был худощавым молодым человеком со светлыми волосами и тонкими губами. И в двадцать пять лет у него почти не было причин бриться ежедневно. Непригодный к игре в мяч, он превосходил всех на ежегодных весенних народных танцах. Даже просто идя через поселок, он держался с необычайной грацией. И сейчас, сгорбившись в любимом кресле Оттернесса, он не утратил присущего ему шарма.
У Оттернесса пересохло во рту. Нахлынули мучительные воспоминания. Тот первый раз, когда он увидел Алана на обеде в доме Кэйрнкроссов шесть лет назад. Летние ночи, проведенные под открытым небом на травянистых склонах Долины. Похожие на этот зимние вечера у ревущего огня в камине. Стареет. Он стареет. У стариков слишком много воспоминаний.
— Как я рад снова видеть тебя, Алан. Выпьешь чего-нибудь? Я могу подогреть эль…
Алан выпрямился.
— Нет, спасибо, Роланд. Я на ночь не останусь. Просто хотел немного поговорить. Как у тебя дела? Как работа?
Сев наискосок от Алана, Оттернесс поймал себя на том, что лепечет, словно подросток. Алан слушал внимательно. Потом вдруг потянулся и взял Оттернесса за руку. Люксарщик в ответ сжал ему колено.
— Хватит, Роланд. Я не могу больше длить этот обман.
Сердце у Оттернесса треснуло, точно кирпич под ударом кувалды. В это слепящее мгновение он понял, что Алан собирается сказать. Но ему нужно было это услышать.
— Что… о чем ты?
— Последние два года я был шпионом, змеей, которую ты пригрел у себя на груди. «Скорпионы» хорошо мне платили за то, чтобы я заранее узнавал твои планы. Да и не только они. Другие тоже. Вот почему я в последнее время был с тобой так холоден. Я ненавидел себя каждую минуту, которую мы проводили вместе. Я так больше не могу. Я пришел попрощаться.
Оттернесс поймал себя на том, что снова сжимает и потирает ладони. Шея у Алана тонкая…
Усилием воли он развел руки. Что, если бы он проговорился о последней затее… Но он не проговорился. Благодарю тебя, Фактор, за мелкие милости, сколь бы насмешливы они ни были.
— Зачем? — выдавил он.
Алан пожал плечами:
— Я мог бы сказать, что дело в деньгах. Я и сам так поначалу думал. Но теперь понимаю: причина в том, что Фабрику ты любишь больше меня.
Оттернесс попытался опровергнуть обвинение — и не смог.
— А ты никогда не смог бы с этим смириться, если пришлось бы?
— Что толку в моем ответе после всего, что я сделал?
— Просто скажи мне.
— Я… не знаю. Я мог бы постараться понять.
Оттернесс положил обе руки ему на колени. Насколько же приятнее им здесь, чем на горле у Алана.
— Тогда просто попытайся. О большем я не прошу.
Алан изумленно раскрыл глаза.
— И это все?
— Почему бы и нет? — улыбнулся Оттернесс. — О большем сама жизнь не просит.
4
С высоты трех миль осенняя Долина казалась абстрактной композицией, иллюстрирующей красоту чистой геометрии. Значительная ее часть представляла собой массив ярко-огненной листвы: вниз от обоих гребней почти до внешних домов, этих самых дальних от Фабрики строений, тянулся ковер оранжевых, красных и желтых крон с пятнами зелени, словно неугасающие угли, присыпанные минералами.