Костя смотрел на нее молча.
- А.. А как ты к этому относишься?.. – спросила Ирина Александровна. – Все-таки в моем возрасте!..
- Ну что ты опять про возраст?.. Тебе ведь еще только тридцать четыре. Вся жизнь впереди!.. – сказал Костя с вымученной улыбкой.
Но Ирина Александровна этого не увидела.
- Да, ты прав, - кивнула она с таким видом, как будто опять к чему-то прислушивается. – Я чувствую себя сейчас такой юной!.. Я чувствую себя такой, какой была, когда вынашивала тебя!..
- Там девочка. – сказал Костя неожиданно для себя самого.
Глаза Ирины Александровны расширились.
- Ты знаешь, мне тоже так кажется!.. – прошептала она.
- А мне не кажется. Я просто уверен. – сказал Костя. – Там точно девочка. Настоящая!..
Ирина Александровна робко улыбнулась.
- А разве Катя была не настоящей?..
- Катя была особенной… Была и есть.
- Да, да, конечно! Но родить девочку было бы так прекрасно!..
- Почему – было бы?.. Это будет прекрасно!..
- Ты правда так думаешь?.. Ты не ревнуешь меня?.. Первенцы ведь очень болезненно переживают все такое…
- Это если первенцы малыши. А я-то уже не малыш. – как можно спокойнее сказал Костя.
- Да, да, конечно! Не малыш! – улыбнулась Ирина Александровна. – Ты у меня уже совсем большой мальчик. Спасибо тебе, мой родной, спасибо!..
Ирина Александровна нежно поцеловала Костю, и вышла, вся в своем собственном, совсем отдельном, материнском мире.
Только мир этот принадлежал сейчас не Косте.
«Ну вот, теперь мне точно нужно привыкать быть взрослым. Смена поколений, ничего не поделаешь!..» - с грустной иронией сказал он сам себе. – «Вот только страдать из-за этого я не буду!.. Наоборот, я буду радоваться, что все идет именно так. Ведь я знаю, мы будем счастливы все вместе!..»
Он говорил себе то, что думал.
Но, все равно, ему сейчас было так печально!..
И впервые за долгое время не с кем было разделить эту печаль…
2
Оставшиеся дни декабря пролетели очень быстро.
Аня в Дубравке была занята от зари и до зари. Собрав вокруг себя увлеченную ватагу сверстников, и девочек, и мальчиков, она вместе с учителями украшала школу. Дел хватало всем.
Костя в городе был занят не меньше, но не предводительствовал в каких-нибудь общественных делах, а усердно занимался учебой и подолгу сидел за компьютером. Он очень хотел закончить свою большую трехмерную композицию до праздника. Это был некий фантастический дворец, с зимними садами, бассейнами, школами, магазинами, производственными участками – в общем, всем тем, что нужно для комфортной жизни большого числа людей.
Костя знал, что эту его фантазию невозможно будет реализовать хоть когда-нибудь, но он просто хотел закончить ее.
И закончил к вечеру тридцатого декабря.
Тридцать первого утром они втроем – он, мама и Григорий – уехали в коттедж. Именно там они решили праздновать наступление нового года, а роль новогодней елки исполнила небольшая сосна, растущая во дворе. Чуть ли не целый день они украшали ее, и при этом им всем было так хорошо, что Костя даже позабыл на время о своей печали, одолевавшей его в последние дни.
Но печаль вернулась, прямо за праздничным столом.
Наблюдая за мамой и Григорием, Костя все время ловил себя на мысли, что они теперь не втроем – теперь они двое и один. Его мама теперь была женой Григория, в свой срок должна была стать мамой во второй раз, ну а Григорий не уставал радоваться своей роли мужа и отца.
«Ей-богу, они прямо как дети!..» - с грустью думал Костя. – «Никак не могут наиграться в папу-маму!.. А что же будет, когда ребенок и в самом деле родится?..»
Косте стало совсем худо.
«Я – как древний мудрый старик. – подумал он. – Всех понимаю, всех принимаю, всех прощаю, даже не надеясь на то, что кто-то поймет и примет меня… Эх, скрыться бы в какой-нибудь пещере! И прожить там всю оставшуюся жизнь. Да только ведь не получится…»
Он взглянул на часы.
Было уже одиннадцать, и он не мог покинуть стол, пока не пробьет двенадцать.
Он едва дождался, пока истечет последний час уходящего года, и, пригубив свой бокал с шампанским, съел конфетку, пошел спать, сославшись на то, что очень устал.