— Что это?
— Приказ! Этот приказ преступный. Либо Оликус его подделал, либо вы его отдали.
— Здесь написано, что вы должны проверить определенных граждан. Что же здесь преступного? — с наигранным удивлением спросил Бенигус. — Эх, центурион Люксидум. Вы слишком молоды и пытаетесь казаться лучше, чтобы не быть тенью своего отца. Все это прекрасно понимают. Не пытайтесь прыгнуть выше головы. Оставьте этого человека нам, — Бенигус указал на Онестуса, — сами отправляйтесь по своим делам. Суд разберется, кто и в чем здесь виноват.
— Но легат Неро! — возмутился Тит.
— Вы больше не в страже Эзилата, потому вы не должны заниматься расследованиями. Это дело стражи претории! Вы же не хотите вынудить меня обратиться к вашему непосредственному командиру.
— Уважаемый центурион, — заговорил судья спокойным голосом, — в любом случае, Натана Алфаята судили за его дела с Примотом. А брал ли центурион Оликус взятку или нет, это уже к делу никакого отношения не имеет. Но мы принимаем к сведению ваше заявление и обязательно разберемся с гражданином Онестусом Руфсом. Если он действительно передавал кому-либо деньги, он обязательно понесет наказание. Суровое наказание.
— А как же Оликус?!
— Я могу поручиться за него, — угрожающе сказал Бенегус.
— Сейчас Натан находится на центральной площади в кандалах. Скоро его отправят в горы работать в шахтах, — голос судьи звучал спокойно и твердо, будто он был уверен в справедливости наказания. — Натана признали виновным в его злодеяниях. Это решение граждан Эзилата. Если хотите его увидеть, теперь вы знаете, где искать. С остальным мы сами разберемся. Спасибо вам! И прощайте.
Когда Тит и его люди вышли на улицу, на Тита нахлынула волна разочарования.
— Ничего не изменилось, — тихо сказал он.
— А что могло измениться, если люди остались прежние? — спросил Варий.
— И ради этого я отвел отца на плаху. Выхода только два: либо объявить им войну и погибнуть или и правда поехать на север.
Он посмотрел через улицу. По широкой дороге взад-вперед ходили люди. Все проблемы Тита их не касались. Он всматривался в их беззаботные лица и не мог понять, как они ничего не понимают — живут своей жизнью и не догадываются, что вокруг них кромешный мрак.
Внезапно сквозь толпу он заметил знакомые глаза. Это был тот самый мальчик, которого он видел у дома Натана в день, когда он отвел старика в тюрьму. Лотар смотрел на него с презрением, но поняв, что его узнали, тут же исчез в толпе. Тит хотел остановить его, но потеряв из виду, просто пошел по улице сквозь толпу в том направлении, куда убежал Лотар.
— Что это с ним? — спросил Хадегис.
— Он разбит, не видишь? — ответил Варий.
Еще мало времени прошло после последнего сражения. Всего неделю с лишним назад в Эзилате воцарилась обычная жизнь, но повседневные дела, сумятица, бытовые нужды уже победили тревогу. Война покинула Великий город и распространилась на далекие земли вдоль границ Эзила. Следы недавней битвы были тщательно затерты: убрали следы пожаров от сожженных домов, в воздухе не осталось запаха гари, а с лиц людей исчезли растерянность, страх и отчаяние.
Простолюдин и алинов, то есть большинство жителей города, мало пугали расправы над аристократами и богачами. Это скорее радовало их. Они считали, что этот путь был необходимостью для очищения страны. Мало кто из них задумывался, кого именно отправляли на плаху или на рабский труд, и почти никто из них не интересовался, затронуло ли возмездие настоящих преступников. Глашатаи круглыми сутками стояли на площадях, объявляли очередные обвинения, перечисляли имущество, которое конфисковывалось в пользу города, вызывая восторг у толпы. Она бездумно принимала все за правду, не догадываясь, что истинное зло кормило их на «убой».
На базарной площади, где Натан провел уже сутки, закованный в колодках, люди занимались своими делами. Помост с колодками стоял по центру. Там томилось еще несколько человек — таких же, как и Натан, приговоренных к позорному наказанию. По периметру площади располагались небольшие палатки купцов и лавочников, которые выбирались туда, чтобы распродать товары. Под вечер гул от базара поутих, люди расходились, ведь погода разгулялась не на шутку. Ветер поднимал в воздух все, что плохо лежало, бил ставнями, срывал флаги, в общем буянил.
Сначала Натан молча переносил свои страдания, которые ему приносило его скованное кандалами тело. В нем постепенно закипала яростная обида и презрение. Он чувствовал унижение и глубокое разочарование в окружавших его столько лет людях. Он столько лет отдал этому городу, этой стране, после чего его заковали в кандалы, а люди кричали ему: «Позор!». Каким он был глупцом, что не покинул это место. Тогда бы ему не пришлось терпеть эту несправедливость.