— Бедная моя, — покачала головой Ковальчик. — Ну да ничего, всё будет хорошо. Я помолюсь за тебя, пан Лович помолится, мы все помолимся. И всё обязательно будет в порядке.
Глава третья
— Пани Беата, подождите! — окликнул Зелинскую Анджей, когда та вместе с Агнешкой и Яцеком выходила из костёла после воскресной службы. Было жарко и ясно, Ганна всё сетовала на погоду и говорила, что если и дальше так будет продолжаться, то не видать в этом году хорошего урожая.
— Дети, идите во двор, — велела Беата, а сама подошла к Ловичу. — Что вы хотели, пан Лович?
— Вы получали письма от вашего мужа? — мягко спросил Анджей, хитро глядя. Зелинская коротко кивнула и улыбнулась.
— У него всё хорошо. Уж не знаю, что вы сделали, но он утверждает, что совершенно вне опасности. Спасибо! — Зелинская была совершенно счастлива, её глаза по-настоящему светились, и казалось, что она помолодела на несколько лет — так её радовали вести о супруге.
— Ну и слава Богу. — Лович смущённо опустил взгляд — он не смог привыкнуть к благодарности, хотя получал её очень и очень часто. — Вы больше не волнуетесь?
— Нет, всё хорошо. — Беата прижала тонкие руки, не огрубевшие ещё от работы, к груди. — Знали бы вы, как мне на душе тепло!
— Знаю, — улыбнулся Анджей. — Мне сейчас точно так же тепло, пани Беата. Я рад, что исполнил вашу просьбу, рад, что помог вам.
— Благослови вас Господь, — прошептала Зелинская. — Благослови вас Господь, — повторила она, самая не зная, зачем.
— И вас, — кивнул Лович. — Как Агнешка?
— Вечно бегает где-то с Яцеком, — отвечала Беата, рассеянно глядя на него. — Знаете, она у меня вообще-то домашняя девочка, но жизнь в деревне её очень изменила.
— Ничего, ей это на пользу. Беды не будет, Яцек в обиду не даст, — заверил её Лович. — Он бывалый юноша, это я вам обещаю. — Он задумался ненадолго, а затем предложил:
— Прогуляемся?
— Я с удовольствием, — кивнула Зелинская. — Я, признаться, соскучилась по этому. Мы с Юзефом раньше любили собраться вечером и пройтись по Старому Городу, заглянуть в кофейню… Он обожает меня, пан Лович, и каждый совместный день он наполнял чем-то совершенно прекрасным. — Она мечтательно прикрыла глаза, вспоминая тёплые минуты прошлого. — Словом, мне приятно, что вы меня пригласили пройтись.
— А мне в радость то, что вы не отказались, — галантно ответил Анджей.
— Вы ведь не были ксёндзом всегда. Расскажите о себе, — вдруг попросила Беата, когда они вышли на дорогу. — Вы воспитаны так же, как и я. Вы аристократ, пан Лович. Что вас заставило служить Господу?
— У меня случилась сложная юность, по истечении которой я принял сан. — Анджей был краток, потому как врать не любил и не умел, но приходилось — не мог же он сказать, что уже который год является бессмертным вампиром.
— Но Ганна говорит, что вы здесь живёте почти двадцать лет. Семнадцать, точнее, вы ведь приехали сюда с переселёнными польскими семьями. Ваша… юность закончилась столь рано? Вам не дашь больше сорока, если честно, — удивилась Зелинская, с интересом глядя на него.
— Мне гораздо больше, — усмехнулся Лович, при том ничуть не покривив душой.
— Ах, вы что-то скрываете. Какая таинственность! — Беата неожиданно развеселилась, засмеялась. — Ладно, может, я слишком настойчива и лезу не в своё дело. Думаю, это так и есть, не отнекивайтесь. — Она укоризненно посмотрела на него. — Вы по-своему несчастны, пан Анджей, как мне кажется. Не знаю, что с вами произошло, что изменило вашу жизнь, но это было что-то очень страшное. — Немного помолчала, раздумывая над своими следующими словами. — Скажите, вы воевали?
— Не довелось, — покачал головой Лович.
— Но вы были на фронте, верно? — продолжала Беата.
— Да. Отпевал мёртвых, утешал раненых. В обе войны, — честно ответил Анджей и содрогнулся: перед глазами снова вставали ручьи крови и искорёженные тела.
— Значит, вам больше сорока, — кивнула Зелинская, но затем смилостивилась и добавила: — Ну хорошо, хорошо, я не буду пытаться гадать.
— Спасибо. Не подумайте, я не обижаюсь, просто вспоминать всё это… Я бы предпочёл забыть, если честно, — отозвался Лович. — Простите.
— Да нет, я понимаю… — Беата внимательно посмотрела на него. — Юзеф… Он ведь воевал, да-да, даже ранение есть, я говорила. Так вот, ему тоже порой снятся кошмары. О тех временах. Юзек, бедняжка, он так страшно кричит, жмётся ко мне. Но никогда, никогда не говорит, что именно ему снилось — так боится. Я и не выспрашиваю, зачем раны бередить.