Анджей, в свою очередь, любил Рынкевича за любознательность и приверженность своему долгу. Это было ему близко: ксёндз и врач чем-то всё-таки похожи: один лечит душу, второй — тело. Вот они и сошлись. Вечерами эти двое вели долгие беседы за чашкой кофе — как тут не подружиться?
Калитка оказалась открыта, и Лович зашёл в небольшой аккуратный сад, огляделся, выискивая хозяина дома. Но Люциана нигде видно не было, на стук он не отзывался. Значит, подумал Анджей, ещё с утра ушёл на озеро, чтобы ловить там насекомых и мелкую рыбу. Жители Голосковичей, особенно старая и ужасно суеверная Ирена Ковалевская, вечно отговаривали Рынкевича, объясняя это тем, что тот беспокоит болотного деда и водяниц. «Вот найду хоть одну, спрошу и, честное слово, если им не понравится, не стану больше ходить», — каждый раз со смехом обещал Люциан. Он по натуре был страшный скептик и не верил ни во что, кроме науки. Из-за этого они с Ловичем часто спорили: Рынкевич никак не мог признать Бога, а Анджей, в свою очередь — не брать его в расчёт при рассуждениях о природе тех или иных вещей.
Люциан и в самом деле отыскался на берегу озера: он сидел на песке и подписывал названия новых насекомых на рамках, что-то весело напевая. Его каштановые волосы, собранные в хвост, растрепались и закрывали лицо, и, если бы Анджей не знал, сколько Рынкевичу на самом деле лет, то принял бы его за подростка: так уж тот выглядел.
— День добрый. — Лович улыбнулся. — Ей-богу, не узнал вас, думал, кто-то из местных мальчишек подался в учёные.
— А я и есть мальчишка! — задорно отвечал Люциан. — Возраст — понятие относительное. Для человека я уже прилично пожил, а вот для черепахи — всего ничего.
— Ваша правда. — Анджей усмехнулся — и по меркам вампира он тоже был молод.
— А что случилось? Днём вы обычно заняты, не навещаете меня, — засуетился тем временем Рынкевич. — Заболел кто?
— Збышек, младший сын Вуйчиков, — отвечал Лович. — Вы бы сходили, посмотрели его.
— Да я схожу, конечно, да только губят они ребёнка. Сколько раз говорил, чтобы привили, чтобы смотрели за ним, но всё попусту, — устало отозвался Люциан. — Беда нашего села, пан Анджей, в том, что умных людей здесь: вы, я, пан войт и пани Беата, да и та ненадолго. А остальные…
— Так что ж делать. Не от хорошей жизни так вышло, — возразил Лович.
— Это верно, — не стал спорить Люциан. — Ну, занесу домой мои богатства, — он кивнул на насекомых, — переоденусь и сразу к ним. — Нахмурился. — Боюсь я, пан Анджей, очень боюсь. Грядёт что-то… Я вроде и учёный, а всё равно в предчувствия верю. Не подводили они ещё. Помню, когда с Советами воевали, так же было. Может, вы что знаете?
— Я бы очень хотел, но увы, — покачал головой Анджей. — Увы. Ну да ничего, Бог выведет.
— Впервые я хотел вам в этом вопросе верить, — мрачно ответил Рынкевич. — Идёмте.
***
Ночью Анджей не спал. Он допоздна возился в церкви с приходскими книгами, подводя итог за лето, считал, чего и сколько понадобится для ремонта, а затем долго читал что-то из Сенкевича, кажется, «Огнём и мечом», пока не забрезжил за окном рассвет. Настала осень. Было первое сентября, нынче дети отправлялись в школу. Анджей вдруг вспомнил, что войт Ковальчик нынче ехал в город по делам. Лович задумал отправиться с ним — он хотел забрать деньги, что отец Блажей пообещал его храму. Он поднялся, привёл себя в порядок, взял дорожную сумку и пошёл к дому Ковальчиков, захватив с собой и письмо — надеялся застать пани Беату, чтобы попросить её перевести.
Она, оказалось, провожала Мариуша, говорила ему что-то купить, видно, для Агнешки. При виде Ловича Зелинская улыбнулась, подошла к нему.
— Доброго вам утра, — тепло сказала она.
— И вам. Вот, решил навязаться в попутчики к Мариушу, — мягко отвечал Анджей. — А у вас что?
— Да хочу, чтобы дочке взял кое-что для школы. Я плохо спала, вот и встала. Чего зря разлёживаться? — Беата немного устало вздохнула.
— И то верно, — кивнул Лович. — Пани Беата, а вы мне можете письмо-то перевести? Оно коротко, всего несколько строк, а я тогда в городе ответ отправлю, чтобы не задерживать никого.
— Давайте. — Зелинская развернула протянутый листок. — Анджей, уезжай, уезжай как можно дальше из Польши: Германия обо всём договорилась с соседями, будут вторые Судеты. Это государственная тайна, я узнал из доверенных источников, так что ошибки быть не может. Уезжай, я вышлю тебе деньги, если потребуется. Всех наших друзей я уже предупредил через Левандовского. Прости, больше ничего сказать не могу: письма вскрывают, я и это передал, рискуя многим. Не все берут взятки, есть и идейные. С ними труднее всего. Максимилиан фон Штраус. — Она охнула, подняла глаза, испуганно, затравленно посмотрела на Ловича. — Что это значит? Какой договор? О чём он, пан Анджей?