— Это как раз вполне… — с трудом выговорил Жердин.
— Только не говори «нормально»!
— Нет, не нормально, но легко объяснимо. Мы стоим над толпой, на виду, нам многое позволено. У нас есть власть задевать сердца… Естественно, тем, кто чувствует себя в чем-то обделённым, униженным, хочется в ответ унизить любимцев публики. Хотя бы в самом простом. Обвинить в краже. Не дать поесть. Ударить по лицу. Обозвать как-нибудь. Что ещё они могут?
— Убить, — тихо ответил Новит. — Если это месть униженных завистников, они пойдут на всё. Я даже думать не могу спокойно, что это… не хочу сказать «обычно», но часто случается. Потому что таких среди «благопристойных» много. Это наша вина или их? Не понимаю. Я посмотрел на них вблизи, они самые обычные, таких тысячи. В них словно кто-то поворачивает рычаг давления, и тогда они светятся ненавистью. А в другое время — ничем не отличаются от нормальных. Но в них сидит желание ударить, укусить. Я не могу позволить этому остаться безнаказанным, — голос новичка дрожал от ярости, кулаки сжались. Жердин бледно улыбнулся:
— А ты оставил?.. Позволил?.. Чего ж тебе ещё? Моё слишком хрупкое здоровье не выдерживает таких длинных речей и важной роли. Будь другом, поговори об этом с кем-нибудь другим. Пожалуйста… Меня сейчас мировые проблемы не волнуют.
— Прости, брат, больше не буду. Ты лежи, набирайся сил. Скоро всё пройдёт. И голова будет, как новенькая. Хоть снова… — Новит красноречиво постучал себя по лбу.
— О! Другое дело, — одобрил раненный артист. — Умеешь успокоить, когда стараешься. Тоже иди гуляй. Мне хорошо, скучно не будет, я хочу спать…
— Держись, мы рядом, — Новит потрепал друга по руке, вышел и спрыгнул с задней платформы. Все, кроме Старика, который правил лошадкой, и Веды, беседующей с ним, шли пешком рядом с фургоном.
— Как там, сынок? — спросил Папаша Баро.
— Нормально. Будет жить, — беззаботно ответил Новит. — Мы ему надоели, прогнал всех, спать мешаем.
— Я вот что хочу… ты достаточно долго с нами выступал, сынок, все долги давно закрыл. Ты свободен. Самое время решать, уйти или остаться.
— Уноси ноги, пока можешь, — более определённо высказался Крас. — Пока ещё не поздно. Ты уже всё понял про нашу жизнь. Другой не будет.
— Другую жизнь я видел, — сдержанно ответил Новит. — Я сам не знаю, почему, но ваша — лучше. Вы сами её ни на какой достаток и дом без колёс не променяете, так что не надо… Никто в здравом уме не поймёт, почему так. Что за счастье для меня здесь, какого больше нигде нет. И, несмотря на всех, кто хочет отнять это счастье, я его не отдам! Я никак не сумею заменить Жердина на сцене, но я учусь и помогу, чем смогу. Особенно сейчас, пока ему трудно выступать в полную силу. Знаю, я не подарок, но я вам ещё пригожусь, — Новит скорчил просительную гримаску.
— Вот это поворот, сынок, — преувеличенно нахмурился Папаша. — Кто бы мог подумать, а? Так и поверишь, что временный «отпуск» твоего дружка тебе на руку! Не ты ли заказал шайке Брандита нападение на него, только бы расчистить себе местечко на сцене?
— Как я не догадался! — рассмеялся Новит. — В следующий раз непременно вспомню об этом, когда придёт охота замахнуться на все роли красавчика! Но я бы никогда не нанял таких болванов! Они способны только провалить всё дело.
— Да уж, будь добр, для меня найми кого-нибудь получше, — попросил Крас.
— И для меня! — поддакнула Смея.
— Нельзя над этим смеяться, — вздохнула Веричи, осуждая не их, а то, что ей самой смешно.
— Можно, — вздохнул Папаша. — Если сил хватает, то можно. Так легче, девочка. Смеяться над собой и веселить других — наша работа. Нельзя терять квалификацию.
— Я остаюсь, если вы не против, — официально сообщил Новит. — Кто-нибудь может, наконец, рассказать мне легенду о Клетчатом?
— Может, наоборот? — прищурился Крас. — Сперва — легенда, потом — твоё решение?
— Я уже давно решил. Но если хочешь попробовать меня отговорить или напугать — давай.
— Наглец, — надменным тоном Красильона потянул красавчик. — Но, если вкратце, дело было так…
*****
Новит слушал, как давным-давно трёх самых важных господ неназваного города задели за живое дерзкие речи первого Арлекина. Его успех у прекрасных дам, ловкость, смех и любовь публики. Желая проучить наглеца, они устроили ему ловушку, то ли с помощью подкупленного слуги в гостинице, то ли им помогла девица, которой артист не ответил взаимностью.
Арлекина (если верить легенде, его имя без маски было Элленкен, но сама роль и маска стали ему новым именем) схватили и в закрытой карете привезли на площадь.