Тогда, поначалу, он из-за меня даже на замену ходил… Знаешь, что это? Когда меня обвинил один хлыщ, что я ему на ногу наступил, потом непочтительно огрызался и всё такое… В общем, оскорбление действием. А поединок со мной невозможен, кто я? Плата за оскорбление только кровь. Дюжина плетей на площади. Я тогда уже считал себя артистом. Не верил, что снова могу там оказаться. Но Крас меня и не пустил. Отодвинул плечом от этого хлыща, а там уже стража собралась, скандал. Он только бровь поднял, как он умеет: «Замена». И сам пошёл. Я даже отказаться не успел, так растерялся. Просто не мог поверить… По-настоящему, это совсем не то, что сегодня. Совсем не то… — Жердин сглотнул, глядя стеклянными глазами прямо перед собой и ничего не видя, кроме воспоминаний. Моргнул, очнувшись, помешал ложкой в котелке и продолжал:
— А ему хоть бы что. Потом играл очередного Красильона и заморского принца. Никто бы не догадался, если б не знал. Но вся площадь знала. Все видели. У нас в тот вечер был хороший сбор, тоже десять золотых, не меньше.
Новит сердито засопел, оттого, что Жердин напомнил его «подвиг». Но приятель не хотел его обижать, наоборот.
— Мне тогда было очень тяжко. Может, как тебе сейчас. Я же не струсил, никогда не дрожал за свою шкуру, просто что-то нашло, застыл… не успел ему помешать. А он сказал, что всё нормально. Мы же семья, я — младший. Девчонок я бы защищал, не раздумывая? Вот, это то же самое… Тогда я был младшим братом, сегодня — ты.
Так что, Красавчик тот ещё кремень. Что у него на уме никому неизвестно. Ты его в бою видел? Если кто на Веричи косо посмотрит, очень сильно за это прилетает. Будь ты хоть богач, хоть маркиз, хоть вооруженный до зубов бандит. Так что, имей в виду.
— Так барышни, всё-таки, заняты? — уточнил Новит. — И кто чья?
— Они именно что свободны. Трогать нельзя. Мы, пока вместе росли, влюблялись, конечно, но не так, чтобы умирать в муках. С Веричи крутить безнадёжно, на ней нужно жениться. На это мы оба пока не готовы. А Смея… Не любит она нас. Только как братьев. Если тебе повезёт больше, будь острожен.
— Смея — потому, что очень смелая?
— Поэтому тоже. И потому что смеётся над всеми. И очень многое смеет, чего другие не могут. И потому что «Смея» похоже на змею. Это Папаша сам придумал, и получилось в точку. Я про неё знаю только, что выросла в закрытом приюте.
— Папаша, ясно, что он всем как отец. Баро его настоящее имя?
— Нет, это знак, что он глава театра. Как цыганский барон. «Баро» значит Большой человек. Не у всех роли благородного отца и директора театра совпадают, но у нас так. Когда-то у Папаши были жена и маленькая дочь. Тоже зимний мор унёс, большая эпидемия. Я не знаю, это в театре было или тогда он ещё жил в городе? Был там почтенным лавочником или кем. Но теперь его дети мы. Это буквально. Папаша действительно считает молодых своими сыновьями и дочками. Конечно, Старик или Веда — другое дело, они его компаньоны, но мы… Тебя он принял довольно взрослым, но нас-то вырастил. Особенно Веричи. Ей всего лет пять или шесть было, когда она появилась в театре.
— Откуда?
— Папаша выкупил её в лесу у работорговцев. За пару лет до того, как подобрал меня. Мы так и не знаем, откуда её украли, она не помнит место, где жила. И не хотела туда возвращаться. Она и сейчас наивное дитя, а тогда была… глаз да глаз нужен. Любой мог обидеть или увести. Её имя означает Доверчивая. И ведь всегда сразу видит, что человек замышляет. Но сама себе не верит. Думает, а вдруг ей показалось, и он хороший? Жаль ты не посмотрел, как Веричи танцует одна. На сцене она совсем другой человек, вся светится, заметил? Её нужно беречь. Обидеть любимую доченьку Папаши — себе дороже. Я тебя предупредил, брат.
— Я уже понял, что она слишком хороша для меня, — усмехнулся Новит. — Что ж, буду защищать вашу принцессу, чем смогу. А Смея? Можно надеяться заслужить её настоящее прощение?
— Делай, что хочешь. Смея — своя девчонка, с ней можно говорить открыто. Но и она может ответить прямо, без кокетства. Смея умеет постоять за себя. Если кто и пострадает, так только неугодный поклонник. Рискнёшь? Твоё дело. Но более сговорчивых девочек в каждом городе хватает, лучше, давай без сложностей. Фургон — наша семья, тут нужно осторожнее.
— Жердин, а они сейчас слышат, как мы секретничаем? — Новит беспокойно глянул на тонкую холщовую перегородку. — Полощем кости, а они там сидят…
— Они не слушают, — артист невозмутимо накрыл котелок крышкой. — Если знают, что мы сидим отдельно и секретничаем, должны прилагать усилия, чтобы не слышать. Отвлечься, учить роли, говорить о своём, петь. Здесь мало места, и очень ценится свобода. Ты тоже, если услышишь то, что не должен, делай вид, что не слышал. А если догадываешься, что можешь узнать чужой секрет, скорее уходи подальше. Выпрыгнуть из фургона и отстать на десяток шагов можно почти в любое время, даже ночью. Если ты должен знать, потом расскажут.
— Такой у вас театральный этикет? Запомню. А старика так и зовут просто Старик? Кто он? Старый артист?
— Нет, он недавно в театре. Дочка выгнала из дому. Не знаю уж, родная, или дочь покойной жены, только она задумала скорее получить наследство и стала выживать старика. Даже убить хотела. Он вовремя догадался сам уйти. Учёный человек, разбирается во всём на свете, только не в практической жизни. Играет у нас в комедиях вредных мужей, капризных богачей, лекарей, волшебников, королей тоже. И по хозяйству много помогает, лечить умеет.
Вот и всё. Про Веду ты уже знаешь. Давай, скажи всем, суп почти готов. Можно и на ходу поесть, но лучше найти удобную полянку. Я люблю сидеть в лесу у костра.
Глава 17
Дорога долго вела по полям вдоль леса, пока не открыла проезжую тропу, куда свернул фургон. Копыта крошки Матильды мягко ступали по толстому ковру сухой хвои.
Широкая полянка прямо у дороги нашлась не скоро, суп почти сварился. Его доваривали на земле. Новит и Жердин развели костер и перетащили котелок из «кухни».
Дело в том, что на ходу дым от походного очага улетал, а вот на стоянках норовил пролезть внутрь фургона. Даже широкие окна не помогали сразу избавиться от дыма. Поэтому «кухня» работала только в дороге.
«Запретный суп» с галетами удостоился множества похвал. Актеры вели себя как обычно. Обедали, перебрасывались шутками и дальнейшими планами, только Новита как-то не замечали. Кроме Жердина, никто с ним не разговаривал и даже не смотрел в его сторону. Новичок боялся сам обратиться к ним первым. Никак не мог решиться узнать, как поступит, скажем, Старик, если спросить, далеко ли до ближайшего селения?
Посмотрит, как на пустое место, как будто Новит стеклянный? Ответит, не глядя в глаза? Вовсе сделает вид, что не слышит?
«Не буду навязываться, — уговаривал себя Новит. — Я хотел только ехать вместе с ними, вот и еду. Зачем требовать большего?»
— Если срезать напрямик через лес, — говорил Старик, — завтра будем в селении у мельницы, вот тут, — он показал по карте.
— Но это крюк обратно, на не юг, — разочарованно протянула Смея. — Придётся дважды обогнуть лес…
— Не крюк, а зигзаг, — успокоил Папаша. — Срежем, поедем по оживлённой местности, выберемся южнее другой дорогой. Мы собирались стоять в Гранбере несколько дней, а так — поедем потихоньку. Время не потеряем.
— А еду найдём, — оптимистично поддержал Жердин.
— Я не люблю города-крепости, открытые — лучше, — тихо проговорила Веричи.
— Кто ж спорит, доченька. Меня больше всего волнует такой значок на карте… — Папаша показал пальцем. — Да, Старик?
— Опасность есть, но сейчас не зима, — уклончиво ответил тот.
— Что значит знак? — спросила Веда.
— Волчьи места.
— И мы поедем прямо к ним в пасти, — прочувствованно продекламировала Смея. — А что? Всё лучше, чем люди! Не бойся, малышка.
— Я не боюсь, — спокойно, без рисовки, сказала Веричи. Пожалуй, совершенно не беспокоилась она одна.
— Если очень поторопимся, до ночи лес проедем? — уточнил Крас.