Все военачальники немедленно выполнили его приказ и без малейшего промедления отбыли к месту своего назначения. Таким вот хитроумным образом он менее чем за три часа избавился от ста пятидесяти тысяч пегу, ибо опасался, что, стоит им услышать о смерти бирманского короля, как они нападут на тридцать тысяч бывших при Шаумигрене бирманцев и, без малейшего сомнения, ни одного из них не оставят в живых. Как только наступила ночь, Шаумигрен направился в город, находившийся оттуда в легуа с небольшим, собрал с великой поспешностью все сокровище убитого короля, составлявшее, как уверяют, более тридцати миллионов золотом, не считая драгоценных камней, не подлежащих оценке, забрал жен и детей бирманцев, а также оружие и боеприпасы, которые мог с собой увезти. Все же прочее, находившееся на складах, он велел поджечь, мелкие орудия расколоть, а крупные, с которыми проделать это было невозможно, заклепать; далее, он велел перебить семь тысяч слонов, оставив в живых лишь две тысячи для перевозки своего груза, боевых припасов, и сокровища, а все прочее приказал поджечь, так что ни от дворца, в котором были обшитые золотом палаты, ни от складов у реки, ни от сараев, в которых было укрыто до двух тысяч вытащенных на берег гребных судов, не осталось ничего, кроме пепла.
Покончив со всем этим, Шаумигрен с величайшей поспешностью оставил город за час до рассвета и направился в Тангу, к себе на родину, которую покинул четырнадцать лет назад, для того чтобы завоевать это самое королевство Пегу. А Тангу находилось в глубине материка на расстоянии ста шестидесяти легуа. От страху, говорят, на ногах вырастают крылья, так вот, страх этот заставил Шаумигрена так спешить, что уже через пятнадцать дней он добрался до места. Два дня спустя после описанных мною событий весть о смерти бирманского короля дошла и до ста пятидесяти тысяч пегу, а так как последние жестоко ненавидели бирманцев, они как можно быстрее устремились в город в поисках тридцати тысяч бирманцев, но узнали, что враги уже три дня, как его покинули. Пустившись за ними вдогонку, они дошли до селения, называемого Гинакоутел, в сорока легуа от Пегу, но там им сообщили, что еще пять дней назад бирманцы его прошли. Поэтому, отчаявшись осуществить свое заветное желание изрубить их на куски, они повернули вспять и, собрав совет по поводу того, что надлежит делать, решили, что, поскольку короля по праву крови в Пегу сейчас нет, а страна очищена от бирманцев, перейти на сторону сатанского шемина, что тут же и сделали. Последний принял их с великим волнением и радостью, наобещал им множество наград и почестей, а также повышения по службе, едва только страна немного успокоится. С этим все вернулись в город Пегу, где новый король был восторженно принят населением и коронован в пагоде Копкиая, являющейся как бы собором среди прочих пагод.
Глава CXCI
О том, что произошло со времени коронации сатанского шемина, и об одном отвратительном случае, виною которому был Диого Соарес
Три месяца и девять дней сатанский шемин мирно правил городом и королевством Пегу, но вдруг он стал, не стесняясь и не боясь чьего-либо противодействия, раздавать из казны подарки своим любимцам, нимало не сообразуясь с их заслугами, чем вызвал большое возмущение, ссоры и раздоры среди феодалов, которые из-за несправедливостей, творимых шемином, предпочли разъехаться по чужим землям и королевствам, а кое-кто перешел на сторону Шеминдо, имя которого стало снова приобретать известность, ибо после бегства с поля битвы вместе с шестью всадниками он перебрался в королевство Анседа, где благодаря внушаемому им уважению и могуществу снова приобрел уже немалое количество сторонников, и с помощью последних, а также перешедших на его сторону феодалов собрал войско в шестьдесят тысяч человек, с которым и двинулся в Мейдо, где местные жители приняли его с распростертыми объятиями.
Однако я пока воздержусь говорить о том, что за четыре месяца своего пребывания Шеминдо успел совершить в этой стране, и обращусь к событию, происшедшему за эти немногие дни в Пегу, дабы стало известно, чем окончилось блестящее поприще великого Диого Соареса, бывшего наместника в королевстве Пегу, и какую награду сулит суетный мир всем, кто ему служит и доверяется, неосторожно полагая, что удача, сопутствовавшая счастливцу на первых порах, не покинет его и впредь. А дело заключалось в следующем.
В этом городе Пегу проживал богатый и уважаемый всеми купец по имени Мамбогоа, который еще во времена бирманского короля {342}, когда Диого Соарес находился в блеске своей славы и носил титул брата короля, повелевая всеми принцами и феодалами в стране, решил выдать свою дочь за некоего юношу, отцом которого был тоже весьма почтенный и очень богатый купец по имени Маника Мандарин. Родители договорились о приданом, которое они дадут детям, каковое, по слухам, составляло триста тысяч крузадо. Когда наступил день свадьбы, играли ее с превеликой роскошью и пышностью, пригласив на этот праздник много знатных людей города. Случилось так, что в этот день уже на закате солнца Диого Соарес, возвращаясь из королевского дворца с большой свитой, как пешей, так и конной, которая никогда его не покидала, проехал мимо дверей отца невесты. Услышав доносившееся из дома шумное веселье, он осведомился, по какому случаю там пируют, и узнал, что купец выдает замуж свою дочь. Диого Соарес, придержав своего слона, велел передать отцу невесты наилучшие пожелания по поводу предстоящего брака, а новобрачным долгой и счастливой жизни, прибавив к этому много любезных слов в том же роде и предложение оказывать Мамбогоа содействие во всем, в чем оно ему понадобится. Старик, отец невесты, почувствовав себя необычайно вознесенным столь почетным для него вниманием и не зная, чем отблагодарить даже в малой доле за такую честь, ибо положение Диого Соареса было тогда так высоко, что почти равнялось королевскому, взял за руку свою дочь, за которой следовало много знатных женщин, и вышел с ними к воротам, у которых остановился Диого Соарес. Выражая глубочайшее к нему почтение и благодарность за оказанные ему честь и милость, старик простерся перед ним ниц, после чего приказал невесте снять с пальца дорогое кольцо и передать его Диого Соаресу, что она и сделала, преклонив колени. Но последний, вместо того чтобы вести себя так, как подобает дворянину по отношению к дружественно расположенным к нему людям, побуждаемый своей чувственной и похотливой природой, протянул к девушке руку, но не ограничился тем, что взял кольцо, а, пренебрегая всеми приличиями, схватил ее за руку и потянул к себе, сказав:
— Упаси бог, чтобы такая красотка досталась другому, а не мне.
Несчастный отец, видя, как беззастенчив португалец и как оскорбительно обращается он с его дочерью, воздев руки к небу и опустившись на колени, воскликнул:
— Умоляю тебя, государь мой, во имя великого бога, которому ты поклоняешься, зачатого во чреве пречистой и непорочной девы, как я в это уверовал и отныне исповедую после того, что я о нем узнал и услышал, не отнимай у меня дочери, ибо я умру от горя. А если тебе нужно приданое, которое я ей дал, и все то, что у меня есть в доме, да и сам я как раб, скажи только слово, и я сейчас же отдам тебе все, что ты потребуешь, только позволь дочери моей стать женою своего жениха, ибо нет у меня иной радости в жизни и не желаю я иной, пока буду жив, — и с этими словами ухватился за свою дочь.