О спорах, возникших у Антонио де Фарии в этом порту с наутарелом {170}города по поводу продажи товаров
Так как Антонио де Фариа опасался, что до города может дойти по сухопутью слух или вести о том, как он расправился с разбойником на реке Танаукир, и что слухи эти могут неблагоприятно повлиять на его дела, он не пожелал выгружать свои товары в таможне, как требовали чиновники, из-за чего ему пришлось испытать немало трудностей и огорчений.
Убедившись, наконец, что добрыми словами своего не добьешься, он велел передать им через купца, служившего посредником, что прекрасно понимает, почему они требуют, чтобы он выгрузил товары на берег, ибо так у них положено по правилам, но что сам он заверяет их, что правилам этим он никоим образом подчиниться не может, ибо пора муссонов уже на исходе, а ему необходимо пойти чинить свою большую джонку, которая дала такую течь, что семьдесят матросов непрерывно качают из нее воду тремя насосами и что он все время рискует отправиться на дно со всем своим добром. А что касается до пошлины, положенной королю, он с превеликой охотою ее уплатит, но только не из расчета тридцати процентов, как они требуют, а из десяти, как всюду принято, и что эти десять процентов он им с готовностью тут же вручит. На это они ничего не ответили и задержали посла, принесшего им это сообщение.
Увидев, что тот не возвращается, Антонио де Фариа поставил паруса на своей джонке и украсился флагами, как человек, которому безразлично, продаст ли он что-либо или не продаст и разрешат ли ему это делать или нет. Все иностранные купцы, прибывшие со своими караванами, видя это и понимая, что из-за упрямства паутарела у них из-под носа уходят товары, с которыми они собирались пуститься в обратный путь, собрались и потребовали, чтобы он вернул Антонио де Фарию, иначе, заявляли они, они отправятся жаловаться королю на учиненную им несправедливость, ибо из-за паутарела они лишатся товара, уже доставленного в порт и который они собирались купить. Паутарел вместе с остальными таможенными чиновниками, опасаясь, что за это его могут наказать и отстранить от должности, согласились уступить купцам, но с тем условием, что, поскольку мы не хотим платить более десяти процентов, они уплатили бы еще пять, чтобы король получил хотя бы половину пошлины, на что они согласились.
Задержанного отпустили, вручив ему очень любезное письмо, в котором излагался весь ход дела и достигнутое соглашение. На это Антонио де Фариа ответил, что в порт он уже ни при каких обстоятельствах не вернется, так как муссон скоро кончится и у него нет возможности тратить время на всякие стоянки и проволочки, но если они готовы купить весь товар оптом, немедленно доставив требующиеся для этого деньги, он готов его продать, ни на какие же другие сделки не пойдет, так как весьма возмущен недостаточным уважением, проявленным к нему паутарелом, пренебрегшим его предложениями. И если с этими условиями согласны, пусть дадут ответ через час, ибо только такой срок он им дает, а если нет, он отправится в Айнан, где продаст свои товары много выгодней, чем здесь.
Купцы, видя такую решительность, поверив ей и боясь, как бы из их рук не ускользнула возможность купить товары и отправиться тотчас же в обратный путь, поспешили явиться на пяти очень больших баркасах, на которых было множество ящиков с серебром и огромное количество мешков, чтобы ссыпать в них перец.
Подойдя к джонке под флагом командующего Антонио де Фарии, они были им весьма ласково приняты, пересказали ему все то, что у них произошло с городским паутарелом, и горько жаловались на его неспособность и на многие несправедливости, которые им пришлось от него вытерпеть. Однако, поскольку купцы успокоили паутарела, договорившись с ним о пятнадцати процентах, из которых они должны были выплатить пять, купцы просили Антонио де Фарию быть настолько любезным и уплатить обещанные им десять процентов, ибо иначе они не смогут купить у него товары. На что Антонио де Фариа ответил, что согласен, но не столько ради себя, сколько ради них. Купцы были очень ему признательны и обо всем договорились в полном мире и согласии.
К разгрузке товаров приступили с возможной поспешностью, так что за трое суток удалось все взвесить, погрузить в мешки и вручить хозяевам, проверить счета и получить деньги, которых было выручено в общей сложности сто тридцать тысяч таэлей, из расчета шести тостанов на таэль, как я уже несколько раз говорил. Но как бы быстро ни совершалась эта перегрузка, все же известие о том, как мы поступили с разбойником на реке Танаукир, успело дойти до города и вызвать в нем большое возмущение, после чего никто уже больше не хотел приходить к нам на судно. Из-за этого Антонио де Фариа вынужден был поставить паруса и удалиться с поспешностью.
Глава L
О том, что случилось с Антонио де Фарией, когда он стал на якорь в порту Мадел на острове Айнане, где он встретился с пиратом, и что произошло между ними
Мы покинули этот порт и реку Мутипинан и взяли курс на север, так как Антонио де Фариа намерен был идти на остров Айнан, чтобы найти некую реку Мадел и там поставить на якорь сильно протекавшую большую джонку или раздобыть лучшую и более водонепроницаемую в обмен на любой товар.
На тринадцатый день плавания при противном ветре Антонио де Фариа подошел к холму Пуло-Хиньор на Кокосовом острове, но, не услышав там ничего о Коже Асене, которого разыскивал, отправился на южный берег, где захватил несколько хороших призов, и, как мы полагали, справедливо приобретенных.
Ибо в его намерения никогда не входило грабить первого встречного, а только пиратов, убивавших или грабивших многих христиан, посещавших этот залив и побережье Айнана. Пираты эти вступали в сделки с мандаринами соседних портов и давали им изрядные взятки, дабы те разрешали им продавать на суше то, что они награбили на море. Но так как господу нашему всегда было присуще из великих зол извлекать великие блага, он позволил по справедливости своего божественного правосудия, чтобы упомянутое мною разбойничье нападение, совершенное на нас Кожей Асеном в устье Лугора, послужило причиной тому, чтобы в Патане Антонио де Фариа принял решение отправиться на поиски злодея, а благодаря этому оказались наказанными и другие разбойники, которые с лихвой заслужили такое возмездие со стороны португальцев.
Мы уже несколько дней с великими трудами производили поиски в Каушеншинском заливе, когда восьмого сентября, в день рождества пресвятой богородицы, после того как мы зашли в гавань под названием Мадел из страха перед новолунием, которое в этих широтах зачастую сопровождается столь сильными бурями и дождями, что нет такого судна, которое могло бы против них устоять (эти бури китайцы называют тайфунами), и погода уже три или четыре дня стояла пасмурная и ничего доброго не предвещала, так что все джонки спешили укрыться в ближайшем безопасном месте, угодно было господу нашему, чтобы вслед за многими судами, искавшими здесь прибежища, вошел в эту гавань один весьма знаменитый пират по имени Инимилау, китаец родом, но незадолго до этого сменивший язычество на мусульманство. Пират этот, как говорят, по наущению касизов магометанской веры, которую он недавно принял, стал самым лютым врагом христиан и во всеуслышание заявлял, что бог обязан дать ему место на небе за те великие услуги, которые он оказал ему на земле, избавляя ее понемногу от негодной породы португальцев, которая с молоком матери впитала любовь ко всякому злу, чем уподобилась жителям Обители Дыма. Таким вот образом и подобными речами поносил он нас столь постыдным и омерзительным образом, что и представить себе невозможно.
Пират этот вошел в реку на очень большой высокобортной джонке, весь экипаж которой был занят парусами, так как ветер и дождь были очень сильны. Проходя мимо нашей стоянки, он отсалютовал нам на китайский лад, на что мы ответили тем же, так что он не заподозрил в нас португальцев. Не догадывались и мы, что он пират, полагая, что имеем дело с такими же мирными китайцами, как те, что каждый час входили в эту гавань, спасаясь от бури. Но на борту у пирата находились пятеро христианских мосо, которых он взял в плен. Те нас узнали и все в один голос воскликнули три раза: «Смилуйся над нами, господи!»