После того как с бунтовщиком-мусульманином и его товарищами было покончено, а бедному христианскому царьку были возвращены жена и дети, которых бунтовщик обратил в рабство вместе с шестьюдесятью тремя христианскими душами, и ему было наказано построить церковь, для того чтобы просвещать новообращенных христиан, мы вернулись на джонку, отдали паруса и продолжали наш путь на Танаусарин, где надеялись застать Лансароте Геррейро и его товарищей, чтобы переговорить с ними об уже упоминавшемся мною деле. Но так как в письме, которое написали этому царьку португальцы, упоминается об одной победе, которую угодно было господу нашему даровать им над турками и ашенцами, живущими на этом берегу {256}, я решил рассказать, как она была одержана, как потому, что, по-моему, рассказ этот доставит удовольствие читателю, так и для того, чтобы все знали, что нет таких препятствий, которых бы не преодолел хороший солдат, оказавшись в безвыходном положении, — вот почему ласкали и баловали этих доблестных людей. Наши уже восемь с половиной месяцев действовали у Танаусаринского побережья на четырех фустах с хорошей командой и за это время захватили двадцать три очень богатых корабля и множество более мелких судов. Народ, имевший обыкновение плавать вдоль этих берегов, был так напуган португальцами, что перестал совершенно вывозить свои товары и вытянул суда на берег. Вследствие этого таможни таких портов, как Танаусарин, Жунсалан, Мергин, Вагару и Тавай {257}, лишились значительной части своих доходов, и поселки эти вынуждены были сообщить об этом императору Сорнау, королю сиамскому, являющемуся верховным властелином этих земель, дабы он положил конец злу, на которое все единодушно жаловались. Император немедленно принял соответственные меры: находясь в городе Одиа, он вытребовал с границы Лаоса одного своего турецкого военачальника по имени Хередин Магомет, который еще в 1538 году прибыл из Суэца на армаде Солеймана-паши, вице-короля Каира, когда Великий Турок послал последнего в Индию. Хередин Магомет по пути туда сбился с курса, отстал от армады и оказался у побережья Танаусарина, где согласился служить у Сорнау, короля Сиама, и стал у него верховным начальником пограничной охраны на границе Лаоса, причем жалованья ему было положено двенадцать тысяч крузадо в год.
Император Сорнау считал турецких военачальников непобедимыми и превосходящими всех местных военачальников, а так как Хередин Магомет был турок, император был уверен и в его непобедимости. Вот почему он избрал именно его, отозвал с границы, где он находился с тремястами янычар, щедро одарил, произвел в генералы, отдал в его ведение все танаусаринское побережье с полномочиями самодержавного властителя над всеми ойя {258}, являющимися чем-то вроде наших герцогов, дабы избавить прибрежные поселения от притеснений, которые чинили им португальцы, и посулил ему целую провинцию, если только он принесет ему головы четырех португальских капитанов.
Надменный турок, от этих милостей и данного ему обещания совершенно возгордившийся и возомнивший о себе сверх всякой меры, поспешил отплыть в Танаусарин и, прибыв туда, снарядил армаду в десять судов, чтобы сразиться с нами. Он был настолько уверен в своей победе, что на письмо, которое послал ему Сорнау из Одиа, ответил следующим письмом:
«С мгновения, как голова моя поднялась от стоп Вашего Величества, чтобы выполнить то небольшое поручение, которое Вашему Величеству угодно было мне доверить, я на десятый день прибыл в Танаусарин, где без промедления постарался пополнить незначительное количество судов, которые я там нашел, из коих больше двух взять не пожелал, ибо у меня не вызывает сомнения, что и их довольно, чтобы выгнать прочь этих муравьев; но для того чтобы во всем следовать наказу за королевской печатью, переданному мне комбракаланом {259}, правителем сей империи, я подготавливаю в настоящее время к походу одну большую и четыре малых галеры, а также пять фуст, с которыми намереваюсь немедленно отплыть, ибо опасаюсь, как бы эти собаки не прослышали о моем приходе и господь в наказание за мои грехи не возблагоприятствовал их бегству, что для меня будет величайшим несчастием, одна мысль о котором, боюсь, способна пресечь мою жизнь или уподобить меня им по избытку отчаяния. Но верю, что пророк Магомет, закон которого исповедую с детства, не окажется мне таким недругом и не допустит, чтобы грехи мои повлекли такое возмездие».
После того как Хередин Магомет прибыл в Танаусарин, он собрал армаду из пяти фуст, четырех галиотов и большой галеры и посадил на эти суда восемьсот солдат-мусульман, не говоря уже о гребцах, в число которых входило триста язычников; остальные были турки, греки, малабарцы и монголы — всё самый отборный народ, испытанный в военном деле, так что победа казалась несомненной. С этой армадой Хередин Магомет вышел из Танаусарина и отправился на поиски наших, находившихся в то время на острове Пуло-Хиньоре, королем которого был этот христианин Лансароте. Как раз в то время, когда собиралась эта армада, последнему случилось оказаться в Танаусарине, где он продавал сушеную рыбу. Услышав, что замышляется против португальцев, он бросил свой товар и поспешил к себе на остров, где нашел наших в совершенной безмятежности, — так далеки они были от грозящей им опасности, — даже четыре фусты были вытянуты на берег.
Лансароте рассказал им о готовящемся на них нападении, чем привел их в немалое смущение, ибо противник значительно превосходил их силами. За эту ночь и за следующий день они очистили корпуса своих фуст, спустили их обратно на воду, погрузили на них провизию, воду, артиллерию и, как мне потом рассказали, собрались уже было уходить в Бенгалу или в Ракан {260}, ибо встречаться с такой крупной армадой они не решались, как вдруг, в то время когда они спорили, куда идти, появились сразу все десять судов, а в арьергарде еще и пять больших гузаратских кораблей, владельцы которых дали Хередину Магомету тридцать тысяч крузадо, лишь бы он защитил их от португальцев.
Вид этих пятнадцати судов поверг наших в большое смятение, ибо выходить в море при противном ветре было уже поздно. Решили поэтому укрыться в небольшой бухточке с южной стороны острова, защищенной от волн натасканными туда камнями, — другого выхода не оставалось. Там и ожидали, как обернутся события. Пять гузаратских кораблей повернули в открытое море, а десять судов Хередина Магомета направились прямиком к острову; турок немедленно отправил людей разведать порт, где, по полученным сведеньям, должны были находиться наши. Сам он стал у входа в бухту, чтобы добыча досталась ему в руки, намереваясь, едва наступит утро, забрать всех португальцев в плен и, перевязав их по двое, как он выразился, представить сиамскому государю. За это тот пообещал ему провинцию Банша, как я уже сказал об этом выше. Отправленная в разведку маншуа вернулась через два часа после захода солнца, не обнаружив наших. Хередин Магомет пришел от этого в такое отчаяние, что стал себя бить по лицу и вырывать бороду клоками. Проливая обильные слезы, он наконец вымолвил:
— Я всегда боялся, что грехи мои слишком тяжки и бог окажется более христианином, нежели мусульманином, а Магомет — таким же псом, как любой из тех, за которыми я сюда пришел. — С этими словами он рухнул на палубу замертво и пролежал без чувств добрый час, но, когда пришел в себя, стал действовать как распорядительный военачальник, отправив четыре галиота на поиски к острову Тобазой, расположенному на семь легуа мористее Пуло-Хиньора, считая, что мы должны были укрыться именно там, где стоянка была надежнее, чем здесь, а пять фуст разделил на три партии: две фусты отправил на остров Самбилан, другие две — на другой, лежащий ближе к материку, ибо на том и на другом были удобные бухты, а последнюю, наиболее легкую фусту послал вдогонку четырем галиотам, чтобы она доложила ему до рассвета о положении вещей, обещая команде в награду пять тысяч крузадо.