— О, теплая вода, — с трепетом произнес он, будто я предложил ему золото и драгоценности.
— Подожди, — ответил я.
Я приступил к работе. Он на ощупь нашел кресло у камина и сел. Меня удивила скорость, с какой он изучил комнату. Когда я принес теплую воду и ткань, он сразу потянулся к ним, и я понял, почему он молчал: он слушал, что я делаю. Пока он умывал изрезанное шрамами лицо и несколько раз протер глаза, очищая ресницы от липкой слизи, я чувствовал, будто подглядываю за ним. Когда он закончил, глаза его стали чище, но красные ободки по краям никуда не делись.
Я заговорил без извинений и объяснений:
— Что они сделали с твоими глазами?
Он положил ткань обратно в миску и сжал израненные руки, слегка растирая опухшие суставы пальцев. Я убирал со стола, он молчал. Что ж, ладно. Еще рано.
— Ты голоден? — спросил я его.
— Пора есть?
— Если ты голоден, то пора есть. Я уже сыт. И выпил даже больше, чем стоило.
— У тебя правда есть еще одна дочь, кроме Неттл? — неожиданно спросил он.
— Правда, — я сел в кресло и снял один ботинок. — Ее зовут Би. Сейчас ей девять.
— Правда?
— Шут, какой смысл мне лгать?
Он не ответил. Я протянул руку и расстегнул второй ботинок. Разувшись, я вытянул ноги. Левую голень так резко свело, что я вскрикнул от боли и бросился растирать ее.
— Что случилось? — тревожно спросил он.
— Нелепые ботинки, спасибо Чейду. Высокие каблуки и острые завернутые носки. Если бы ты мог их увидеть, тебе стало бы смешно. Ох, а у жакета юбка длинная, почти до колен. И пуговицы в форме маленьких синих цветочков. А шляпа — как болтающийся мешок. Не говоря уже о курчавом парике.
Легкая улыбка искривила его рот. Потом он серьезно сказал:
— Ты даже не представляешь, как бы я хотел увидеть все это.
— Шут, не из праздного любопытства я интересуюсь твоими глазами. Понимание того, что с тобой сделали, поможет мне вылечить тебя.
Молчание. Я снял шляпу и бросил ее на стол. Встав, я начал расстегивать жакет. Он всего лишь немного жал в плечах, но мне вдруг стало нестерпимо это давление. Сбросив его на спинку кресла, я с облегчением вздохнул и снова сел. Шут поднял шляпу. Его руки изучали ее. Затем он надел ее, вместе с париком, на свою голову. С видимой легкостью он оправил волосы, а потом без особых усилий придал шляпе изящный изгиб.
— На тебе она выглядит гораздо лучше.
— Мода меняется. У меня была почти такая же шляпа. Много лет назад.
Я ждал.
Он тяжело вздохнул.
— Что я тебе рассказывал, а что нет? Фитц, в моей мгле разум скользит туда-сюда, до тех пор, пока я полностью не перестаю доверять самому себе.
— Ты рассказал мне очень мало.
— Правда? Может быть, это ты знаешь очень мало, но уверяю тебя, в той камере, ночь за ночью, я рассказывал тебе все очень долго и подробно.
Кривая ухмылка. Он снял шляпу и положил ее на стол, где она присела на парик, как ослабевшее животное.
— Каждый раз, когда ты задаешь мне вопрос, я удивляюсь. Ведь я так часто чувствовал тебя рядом.
Он покачал головой, потом откинулся на спинку кресла и какое-то время, казалось, рассматривал потолок. Потом заговорил в темноту.
— Мы с Прилкопом покинули Аслевджал. Ты это знаешь. Мы отправились в Баккип. А вот о чем ты не знаешь — это о том, что мы использовали Скилл-колонны для перехода. Прилкоп сказал, что научился этому у своего Изменяющего, а у меня оставались посеребренные кончики пальцев с тех пор, как я прикоснулся к Верити. Попав в Баккип, я не смог удержаться от соблазна увидеть тебя в последний раз перед окончательным прощанием, — он фыркнул от собственной глупости. — Судьба обманула нас обоих. Мы немного задержались, но Прилкопу очень хотелось пуститься в дорогу. Он дал мне десять дней, ведь, как ты помнишь, я был еще слишком слаб, и он счел, что опасно слишком часто использовать колонны. Но через десять дней он начал настаивать на отъезде. Каждый вечер он убеждал меня, что пора ехать, упирая на то, что я знал и сам: что мы с тобой уже закончили работу, а это и была моя миссия. Наше время прошло, и прошло давно. Чем дольше мы оставались рядом, тем больше было шансов привести в мир нежелательные перемены. И в конце концов он убедил меня. Но не полностью. Вырезая нас, я знал, что это опасно, я знал, что это даже в чем-то самовлюбленно. Нас, трех, какими мы когда-то были. Ты, Ночной Волк и я. Я сделал Скилл-камень и впечатал в него прощальные слова. И оставил тебе этот подарок, зная, что когда ты коснешься его, я почувствую тебя.
— Почувствуешь? — удивленно спросил я.
— Я же говорил тебе. Мне всегда не хватало мудрости.