— Попробуй это, — убеждал он меня, — хоть чуть-чуть. Раньше тебе нравилось. Ты пил это в городе, когда был моложе и не должен был ходить в таверны без меня. А потом жевал мяту и думал, я не узнаю, что ты делал.
Я покачал головой:
— Я бы не сделал того, чего ты мне не велел. Я понимал.
Он издал звук, как будто подавился, и чихнул.
— О, раньше ты очень часто делал то, чего я тебе не велел. Очень часто.
Я снова покачал головой:
— Не помню.
— Пока нет. Но вспомнишь. — Он снова указал на бренди. — Попробуй. Самую малость. Это может тебе понравиться.
И поскольку он велел мне, я попробовал. Бренди обжег мой рот и нос, и я долго не мог избавиться от его вкуса. Я вылил то, что оставалось в чашке.
— Что ж… То-то Пейшенс была бы довольна! — Вот все, что он сказал. А потом он заставил меня взять тряпку и убрать то, что я разлил, вымыть тарелки и вытереть их досуха.
Иногда я дрожал и летел вниз. Причины этому не было. Сердце Стаи пытался удержать меня. Иногда эта дрожь заставляла меня заснуть, а когда я просыпался, у меня все болело, и грудь и спина. Иногда я прикусывал язык. Мне это не нравилось, и это пугало Ночного Волка.
А иногда с Ночным Волком и со мной бывал кто-то еще. Он вторгался в наши мысли. Очень, очень маленький, но он был с нами, и мне это не нравилось. Я никогда не хотел быть ни с кем, кроме Ночного Волка. Он знал это и старался стать таким крошечным, что большую часть времени я его не замечал.
Позже пришел человек.
— Идет человек, — сказал я Сердцу Стаи. Огонь почти погас, и мы сидели в полумраке. За окном тоже было темно, и лучшее время для охоты уже миновало. Скоро Сердце Стаи заставит нас спать.
Он не ответил мне, быстро, бесшумно встал и взял большой нож, который всегда лежал на столе. Сделав мне знак отойти в угол с его дороги, он подошел к двери и стал ждать. Я слышал, как снаружи человек идет по снегу. Потом я почуял его.
— Это Седой, — сказал я, — Чейд.
Тогда он очень быстро открыл дверь, и Седой вошел. Я чихнул от его запахов. Порошок из сухих листьев, вот чем он всегда пах, и разными дымами. Седой был худым и старым, но Сердце Стаи всегда вел себя с ним так, как будто Чейд был выше рангом. Сердце Стаи подкинул в огонь дров, и в комнате сразу стало светлее и жарче. Седой откинул капюшон и некоторое время смотрел на меня своими светлыми глазами, как будто чего-то ждал. Потом он заговорил с Сердцем Стаи:
— Как он? Лучше?
Сердце Стаи пошевелил плечами:
— Когда он унюхал вас, то назвал ваше имя. Целую неделю не было припадков, а три дня назад он занимался починкой сбруи. И хорошо поработал.
— Не пытается больше жевать кожу?
— Нет. По крайней мере, когда я слежу за ним. Кроме того, это работа, которую он знает очень хорошо, и она может пробудить в нем какие-нибудь воспоминания. — Сердце Стаи коротко хохотнул. — На худой конец, починкой сбруи можно неплохо заработать.
Седой подошел к огню и протянул к нему руки, которые были все в пятнах. Сердце Стаи достал свою бутылку, и они налили бренди в чашки. Он заставил меня держать чашку с бренди, но не приказывал пробовать его. Они говорили долго-долго о вещах, которые не имели никакого отношения к еде, сну или охоте. Седой слышал что-то о некой женщине. Это может быть решающей, объединяющей точкой для герцогств. Сердце Стаи сказал:
— Не буду говорить об этом в присутствии Фитца. Я обещал.
Седой спросил его, неужели он думает, что я понимаю. А Сердце Стаи ответил, что это неважно, он дал слово. Я хотел спать, но они заставили меня сидеть с ними. Когда старик собрался уходить, Сердце Стаи сказал:
— Для вас очень опасно приходить сюда. И такой долгий путь! Вы сможете добраться до дома?
Седой улыбнулся:
— У меня есть свои пути, Баррич.
Я тоже улыбнулся, вспомнив, что он всегда гордился своими тайнами.
В один прекрасный день Сердце Стаи ушел и оставил меня одного. Он не стал привязывать меня, а только сказал:
— Здесь немного овса. Если захочешь есть, пока меня не будет, тебе придется вспомнить, как его приготовить. Если ты выйдешь, даже если ты только откроешь дверь или окно, я узнаю об этом. И убью тебя. Ты понял?
— Да. — Похоже, он очень сердится на меня, но я не мог вспомнить, чтобы я делал что-то такое, чего он не велел. Он открыл ящик и достал из него вещи. По большей части это были металлические кружки. Монеты. Одну вещь я помнил. Она была блестящая и изогнутая, как месяц. И она пахла кровью, когда досталась мне. Я сражался за нее с другим, но не помню, что хотел ее получить. Тем не менее я сражался и победил. Теперь она мне не нужна. Он поднял ее, чтобы посмотреть, потом положил в кошелек. Мне было все равно, когда он ее унес.
Я очень-очень проголодался, пока его не было. Когда он вернулся, мой нос почуял незнакомый запах. Запах женщины. Несильный, смешанный с запахами луга. Но это был приятный запах, и от него чего-то хотелось — чего-то, что не было едой, водой или охотой. Я подошел к нему и принюхался, но он этого не заметил. Он сварил кашу, и мы поели. А потом он сидел у огня и был очень, очень грустный. Я достал бутылку с бренди и принес ее вместе с чашкой. Он взял их у меня, но не улыбнулся.
— Может быть, завтра я научу тебя прислуживать, — сказал он, — может быть, хоть этому ты научишься.
После этого он выпил весь бренди из бутылки и открыл вторую, а я сидел и смотрел на него. Когда он лег спать, я взял его плащ с остатками запаха, положил его на пол и лег, и нюхал, пока не заснул.
Мне привиделся сон, но в нем не было смысла. Снилась женщина, которая пахла, как плащ Баррича, и я не хотел, чтобы она уходила. Это была моя женщина, но когда она ушла, я за ней не побежал. Больше я ничего не смог вспомнить. Вспоминать так же плохо, как быть голодным или хотеть пить.
Он держал меня в комнате долгое, долгое время, и все, чего я хотел, это выйти. Но потом шел дождь, очень сильный, такой сильный, что почти весь снег растаял. Внезапно мне показалось, что я не хочу выходить.
— Баррич, — сказал я, и он быстро посмотрел на меня. Я подумал, что он собирается меня укусить, так быстро он повернулся. Я постарался не съежиться, потому что он иногда сердился, когда я сжимался в комок.
— Что, Фитц? — спросил он, и его голос был ласковым.
— Я хочу есть. Сейчас.
Он дал мне мяса, вареного, но это был большой кусок. Я ел его с жадностью, а он смотрел на меня, но не прикрикнул и не стукнул меня на этот раз.
Под бородой мое лицо чесалось. В конце концов я пошел, встал перед Барричем и начал скрести лицо перед ним.
— Мне это не нравится, — сказал я ему. Он выглядел удивленным, но дал мне горячую воду, мыло и острый нож, потом протянул круглое стекло с человеком внутри. Я смотрел туда очень долго и задрожал. Его глаза были как у Баррича, только еще темнее. Не волчьи глаза. Его шкура была тоже как у Баррича, но на подбородке торчали неровные и грубые волосы. Я потрогал свою бороду и увидел свои пальцы на лице этого человека. Это было странно.
— Брейся, но будь осторожен, — предупредил Баррич. Я не мог вспомнить, как это делается. Запах мыла, горячая вода на моем лице. Но острое-острое лезвие оставляло маленькие порезы, которые жгли кожу и кровоточили. Я посмотрел на человека в круглом стекле и вдруг подумал: «Фитц. Почти как Фитц».
— У меня идет кровь, — сообщил я Барричу. Он засмеялся:
— У тебя всегда шла кровь после бритья. Ты всегда слишком спешил. — Он отобрал у меня нож. — Сиди тихо, — сказал он мне. — Ты пропустил некоторые места.
Я сидел очень тихо, и он не порезал меня. Было трудно сидеть неподвижно, когда он подошел ко мне так близко. Закончив, он приподнял мой подбородок и пристально посмотрел на меня.
— Фитц? — сказал он и улыбнулся, но потом улыбка погасла, потому что я просто смотрел на него. Он дал мне щетку.
— Тут нету лошади, чтобы чистить, — удивился я. Он казался почти довольным.
— Причешись, — сказал он и взъерошил мои волосы. Он заставил меня приглаживать их, пока они не легли ровно. В некоторых местах к моей голове было больно прикоснуться. Баррич нахмурился, когда увидел, что я вздрагиваю. Он забрал щетку и заставил меня стоять смирно, пока смотрел и ощупывал мою голову.