– Да, – медленно сказала она, проглотив свой традиционный кусок, – ты очень похож на нее, хотя и родился на Вуре.
Смоченный кусок хлеба застрял у меня в горле. Я торопливо проглотил его.
– Леди поселка, ты говоришь о с'Лорнах – так звали мою мать. – У меня в голове теснилось множество вопросов, но я не мог выбрать среди них самый главный. И только в этот момент понял, как сильно хочется мне узнать о прошлом, о котором я не смел спросить отца.
– Она была сестрой моей сестры. – Родственные отношения, которые имела в виду хозяйка, возникают в результате брака. И для клана они так же близки, как кровное родство. – Моя сестра Хагар Лорн с'Брим, а ее сестра вышла замуж за Мака Терли с'Бана.
Я поклонился.
– Леди, прости мое невежество…
– Это не твоя вина, – решительно возразила она. – Все знают, что случилось с Маком Терли с'Баном и какую рану он получил. Эта рана не зажила и сегодня. Разве он не прислал тебя, вместо того чтобы прийти самому? Он не хочет видеть тех, кто знавал его во времена счастья и полной силы его клана. – Она слегка покачала головой.
– И тебя он лишил поселка и родственников. Тебе тяжело пришлось? – Снова я встретился с ней взглядом и почувствовал, что меня оценивают. Любая моя мысль, любое чувство перед ней как на ладони, словно записанные на ленте памяти.
Настал мой черед гордо выпрямиться. Возможно, в ее глазах я лишен поселка и родичей, но свое нынешнее положение не променяю ни на какие богатства, землю и добро, которыми с гордостью хвастают жители поселков.
– Я странствующий, леди. И мой отец, думаю, мной доволен. Я таков, таким он хотел меня видеть.
– А чего хочешь ты сам?
– Леди, думаю, что никем другим я бы не мог быть.
– Что ж, правду говорят, что гара, обученного для охоты, никогда не запрячь в плуг – он погибнет. К тому же, возможно, тебя коснулась Тень…
– Тень! – Даже здесь, за Хальбом, это слово звучит зловеще.
– Тени бывают разными, – ответила она. – Входи, Барт с'Лорн. Теперь, когда мы наконец встретились, позволь узнать тебя получше.
Она провела меня в большой зал, где сидело много людей, занятых своими делами; девушка за ткацким станком, другая расчесывала пушистую шерсть маленьких гаров, которых ради этой шерсти выращивают; несколько женщин возились у камина и открытой печи. Все с откровенным любопытством разглядывали меня, и я постарался принять выражение привычной отчужденности, какое бывает у отца. Однако заметил девушку, сидевшую у огня, которая совсем на меня не смотрела. У нее был такой вид, словно она спит с открытыми глазами и способна видеть сквозь стены. Руки ее ничем не были заняты, они лежали на коленях ладонями вниз, верхнее платье у нее было тускло-зеленое, короче тех, что обычно носят женщины, и более приспособлено для далеких путешествий.
Мы миновали эту девушку и прошли в дальний конец комнаты, где стояли два мягких кресла. В одно из них села хозяйка, пригласив меня сесть в другое. И сразу начала расспрашивать. И так властно звучал ее голос, что я отвечал не из вежливости, про себя негодуя за это вторжение в мою жизнь, а так, словно она действительно моя кровная родня и имеет право заботиться и знать обо мне все.
Хотя поселок далеко от Портсити, она явно многое знала и предпочитала тот же образ жизни, который ценил и мой отец. Она расспрашивала и о нем, где мы побывали и что делали.
Вначале я пытался уйти от прямых ответов, полагая, что наши заботы ее не касаются. Но она подчеркнуто сказала:
– Он не послал бы тебя ко мне, Барт, ко мне, единственной на всей планете, если бы не хотел, чтобы я это знала. Он с прошлых времен знает мой характер и что движет мной так же, как им, сделав его человеком без корней и крыши. Я тоже из Мунго Тауна – хотя когда пришла Тень, меня там не было.
Она многим меня удивила, но это было сильней всего. За всю жизнь я не встретил ни одного, кроме нас, человека из этого проклятого места.
– Тень убила всех, – лицо ее стало таким же мрачным и заострившимся, каким бывает у отца, хотя у этой женщины круглые щеки и подбородок. – Выжил лишь ты один… Почему?..
– Не один, – поправил я. – Еще мой отец.
Она покачала головой.
– В ту ночь он был в путешествии. Вернулся и увидел тебя. Ты лежал в кровати, не плакал, как будто спал с открытыми глазами. Так происходило повсюду. Всегда выживал ребенок – иногда более взрослый, но к нему никогда не возвращается память. Расскажи, что ты можешь вспомнить – самое первое твое воспоминание!
Требование было резким. Такого даже отец никогда не делал – может, не хотел или не смел.
Я всегда знал, что в тот момент, когда пришла смерть, его в городе не было.
Что я помню? Если бы она не застала меня врасплох, я не стал бы автоматически выполнять ее приказ. Но тут постарался углубиться в прошлое. Я слышал, как мужчины и женщины хвастают, что помнят то или другое из того времени, когда ползали на четвереньках или их носили на руках. Но что помню я?
Я закрыл глаза: воспоминания приходят ко мне так, словно я смотрю фильм или просматриваю свою внутреннюю ленту записей. Что же я вижу?
Над головой жаркое солнце. Я чувствую его. Земля покачивается вверх и вниз, потому что я сижу на широкой спине животного. Животное мирно бредет, временами срывая ветку с кустов по обе стороны, если куст достаточно высок, чтобы не наклонять голову. Руками я вцепился в густую шерсть гара и смотрю на его рога. Животное вьючное, оно впряжено в упряжку рядом с другим, которое тоже время от времени своими мягкими подвижными губами хватает лист или ветку.
Передо мной ярмо – такое, с каким я впоследствии часто управлялся. И вот я еду под солнцем, и хоть оно жжет мне плечи и голову, мне холодно и я дрожу. И мне страшно. Но как ни стараюсь, не могу вспомнить, что меня испугало. Сознание словно отшатывается от этого воспоминания.
Рядом с гаром появляется человек, такой высокий, что даже сравнение с большим животным не делает его меньше или слабее. Он снимает меня со спины гара, словно понимает, какой страх гложет меня. Прижимает к себе, так что я могу положить голову ему на плечо и прижаться лицом. И я отчаянно цепляюсь за него.
Я усиленно стараюсь вспомнить, проникнуть в прошлое, но это – мое первое воспоминание. Мне пять лет, и это моя первая поездка. А за этим – пустота.
Я даже не сознавал, что вслух описываю возникшую в сознании картину, пока не услышал, что у женщины рядом со мной перехватило дыхание.
– Ничего раньше этого? Ничего … о ней?
Неужели я снова дрожу? Я не знал. Неожиданно по другую сторону рядом со мной оказался кто-то, мне в руку вложили кубок, и я поднял его, словно отражая удар.
– Пей, – произнес негромкий голос, и я почувствовал то особое состояние спокойствия, которое могут внушить только целительницы.
Я поднес кубок к губам и отпил, но вначале через край посмотрел на ту, что принесла его. Это была девушка в зеленом платье, та самая, что словно в мечтах сидела у огня и единственная, как мне показалось, во всем зале меня не заметила. Но сейчас она внимательно смотрела, как я пью. Я сделал глоток.
Сладкий напиток или вяжущий? Не похож на обычные настойки домашнего приготовления. Я почувствовал вкус созревших на солнце ягод, осенних фруктов и острой свежести родниковой воды. Все это было смешано так искусно, что трудно уловить определенный вкус. Теплый он или холодный? Холод, который ледяной коркой начал обволакивать меня изнутри, растаял. Я не забыл о нем, просто он отодвинулся в глубину, словно касается кого-то другого, а не меня. А важен именно я, живой, здесь и сейчас.