— Оно должно было умереть сразу после рождения… — добавил он, говоря уже больше для себя самого и вспоминая. Если бы у Лютьера тогда хватило твердости прикончить чудовище. Кто мог предугадать, что оно выживет? Он мысленно выругал себя за то, что не убедился тогда в смерти ужасной твари.
— А что потом? — спросил еще один из собравшихся. — Разве младший сын лорда Лютьера не несет это проклятье в своей крови?
— Осквернена не кровь Лютьера! — возразил первый. — Его первая жена принесла это проклятье в род Гарамона. Бертелис не запятнан ее… нечистотой.
Несколько человек поднялись со своих мест, яростно заспорив.
Другие стали им возражать, и безумное эхо гневных голосов пугающе разносилось в закрытом пространстве.
Первый говоривший поднял руку, требуя тишины.
— Хватит! — приказал он яростным голосом, исполненным власти. Шум спора умолк, и люди в капюшонах снова заняли свои места.
Он откинул капюшон, и сурово оглядел собравшихся, заставив умолкнуть последний ропот.
— Это наш долг, — заявил Фолькар, гофмейстер замка Гарамон. — Как бы ни было это тяжко, мы знаем, что должны сделать. Ради чести Гарамона и во имя Владычицы, мы должны уничтожить скверну.
Гофмейстер яростным взором обвел каждого из собравшихся.
— Лорд Калар должен умереть.