Леа осекся. В глазах его что-то промелькнуло – тень какого-то неудовольствия и скорби. Совсем другим, приглушенным тоном он ответил:
-Обстоятельства… да, эти чертовы обстоятельства…
И не пожелал более ничего добавлять. Я мысленно обругал себя за бестактность и спросил нарочито небрежно:
-И…что вы рекомендуете мне посетить в первую очередь? Как туристу?
Леа заговорил опять. Но в этот раз в тоне его странная небрежность к месту, которое он так любит:
-Прежде всего, посетите Кафедральный собор. Конечно, я вижу, что вы человек бывалый, но всё же – сотрите с лица эту надменность, такого собора вы не видели. Затем загляните в галерею Вобана, Оранжерею…
Меня немного покоробило от небрежности и фразы о моей надменности. Но я сдержался, спросил только:
-Вы находите скучными эти места? Вы говорите о них иначе?
-Нахожу, - честно ответил Леа. – Это места для туристов. Значит, и для вас, Клоэ. Вы ведь турист. Вы не желаете искать душу у каждого места, где бываете.
-С чего вы взяли?
-Вы скиталец. Вас видно. У вас всех скучающий вид, словно вы ждете место, которое вас удивит и потрясет. Само собой. И вы поймете это, едва сойдете с трапа.
-Вы грубы, Леа!
-Я знаю, - Леа перевел дух, затем заговорил другим тоном, уже более мягким, - простите, простите мою грубость. Я не желал ее. просто мысль о том, что на Страсбург, мой Страсбург кто-то будет смотреть не более, чем на очередную точку на карте, на набор достопримечательностей, сводит меня с ума. Это не просто город… это – душа. Ее не найти в Оранжерее, где туристов за год больше, чем всех жителей, или в районе Маленькой Франции – нигде.
-А как ее найти? – сложно было злиться на Леа. Кажется, он был совсем несчастен. Или я не умел вступать в конфликты.
-Улицы, - коротко ответил он. – Улицы, Клоэ! Блуждайте по ним. На рассвете и на закате. Касайтесь рукою каменных домов, касайтесь крытых мостов, но не смотрите на них, как смотрят туристы. Ходите ночами, когда Страсбург в огнях, ходите на рассвете, когда он спит, и не ходите по нему днем. Выбирайте самые узкие проулки, избегайте многолюдных улиц. Знаете, только эти прогулки по узким проулкам в меня впечатали столько черт Страсбурга! На них зарождались мечты многих, как я…
Леа осекся. Взглянул на меня настороженно:
-Вдали от дома я совсем другой. Но мне простительно – я замерзаю душою, не имея возможности коснуться города, который так люблю. И каждое слово, каждое упоминание Страсбурга – мне в груди как огнем.
-Я не могу сказать, что понимаю вас, - признался я. – Мне не было ни в одном из мест так хорошо, как вам в Страсбурге, но я сочувствую…
Это было правдой. Я даже ощутил прилив зависти к этому человеку, к Леа Моро! Мне тоже захотелось мучительно рваться к какому-то городу, к какому-то месту, желать оказаться в нем, вспоминать и видеть его во сне. Но я посетил девяносто три города в разных точках земли, включая город, где родился и нигде не чувствовал ничего, кроме, как выразился мой собеседник «набора достопримечательностей».
А передо мною сидел человек, оторванный от своей родины и желающий вернуться назад, и любящий (о, как горели его глаза этой тоской расставания!), то место, где шла его жизнь.
-Давно вы были в Страсбурге? – теперь мой голос был тихим и я сам поразился этому обстоятельству.
-Семнадцать лет назад, - не то слова, не то шелест каких-то тлеющих страниц души. – Скоро я вернусь. И останусь с ним до конца своей жизни. я был во многих местах, во многих городах и странах, но обстоятельства…чертовы обстоятельства.
Я сидел тогда, пытаясь представить какое-то место, по которому бы тосковал так сильно. Наверное, я очень глубоко ушел в свои мысли, потому что не ощутил и не вспомнил, как исчез мой странный собеседник – Леа Моро, и как объявили о посадке на рейс. Я услышал только с третьего объявления и поспешно, встряхиваясь и поражаясь пустому креслу рядом с собою, схватился за сумку и заторопился…
Я так и не спросил у своего случайного знакомца, куда летел он и вообще не успел толком ничего спросить, но в Страсбурге я остановился в самой маленькой гостинице и впервые пошел не по туристическим местам, которые мне так нарочито пытались предложить к посещению, а по улицам, пытаясь представить, что творилось на этих улицах.
И почему-то приходили воспоминания, которых, как я думал, во мне раньше не было. Где-то здесь, пока не было города, свирепствовал Аттила, потом были договоренности о дележке территорий и это место было передано Священной римской империи… что было дальше? Первые соборы, монеты, робкие попытки к созданию города, университеты – путь крупного и старого города. переход к власти Франции, а потом...где-то здесь ведь впервые была исполнена "Марсельеза"?