дружески и предложил мне заняться розыском моего непутевого кана, который
стал мне доставлять слишком много хлопот в последнее время. Скорей бы уж
сбыть его в отцовские руки и вздохнуть свободно, — Канболет дернул Кубати за
ухо. — Но панцирь! Где же он? Ты говоришь, дружище Куанч, что в ту ночь его
спрятал в расщелине, как и раньше, а он непонятно куда исчез.
— Клянусь, Канболет! Сам дурную свою башку чуть не поломал. Ничего не
понимаю. Колдовство, что ли?
— Ну, нет! В колдовство я не верю. Люди иногда выдумывают вещи позага-
дочнее любого колдовства. Пошарим еще в том месте. Хорошенько пошарим...
Кубати скакал почти рядом (позади на полкорпуса) с Канболетом и чувство-
вал себя на вершине блаженства: хороший конь, отличное кабардинское седло —
самое удобное в мире, на поясе наконец-то кинжал. И кинжал просто роскошный!
Это подарок Нартшу. Увидев столько золота на ножнах и рукояти, Кубати сму-
щенно попросил «что-нибудь» попроще, но одноглазый абрек, человек очень ми-
лый и душевный, только рассмеялся:
— Бери. Тебе попроще нельзя. Теперь ты самого Каплана любимый при-
ятель.
На одном из привалов Кубати спросил потихоньку у аталыка — тот был
сильно похудевшим и бледным:
— Рана была большая? Еще не совсем зажила? Тузаров помолчал немного,
затем ответил:
— Была... Да что толковать о таких пустяках. Раны у нас еще будут. Сами се-
бе такую жизнь выбрали... А уж если на белом коне поедешь, то и белый волос на
себе привезешь. А ты слыхал, что отец твой с алиготовской охраной сделал? Не
знаю, какого цвета коня пришпорил Кургоко, но скакун этот опасный...
— Я услышал об этом от тех крымцев, которые Алигота разыскивали. А Шо-
генуков не сказал мне ни слова. Сам сераскир тоже не обмолвился.
— У-о-о! Шогенуков, Шогенуков... И как же я отпустил его тогда, на берегу
Тэрча!
* * *
В ущелье Бедыка надолго задерживаться не пришлось. Куанч показал рас-
щелину и скале, где прятал панцирь на ночь, показал и укромное место в сотне
шагов, где он спал. И тогда начались поиски, в которых участвовали все. Осмотре-
ли каждую пядь земли на довольно большом участке леса, а разгадку нашел Нарт-
шу возле самой скалы.
— Смотри, Канболет, интересные дырочки в земле, правда? Как будто нако-
нечником копья сделаны.
— Я вижу, ну и что же? — заинтересовался Тузаров.
— А то, что я знаю человека, чей посох оставляет в земле точно такие же
дырочки.
ХАБАР ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ,
убеждающий в многозначительности того изречения,
которое гласит: «Для того, чтобы подняться ввысь,
птице нужны крылья, а человеку — разум»
Старик Иуан сидел на куче старых овчин, заменявших ему постель, и мед-
ленно раскачивался из стороны в сторону. Его тоскливые глаза под белыми лох-
матыми бровями блуждали по стенам просторной и сухой пещеры. Довольно ши-
рокий ее вход был обращен к южной стороне, потому внутри было светло. По но-
чам этот вход старик занавешивал тяжелыми бычьими шкурами. В одну из на-
клонных стенок, в каменную трещину, был вбит массивный железный крюк. На
нем сейчас висела часть кабаньей туши и коптилась над дымным костерком. Пах-
ло (кроме дыма и мяса) ароматными засушенными травами.
Перед стариком лежала толстая растрепанная книга с побуревшими стра-
ницами, чуть поодаль воткнут в земляной пол длинный посох, в верхней части ко-
торого была крестообразующая перекладинка.
Долгие часы одиночества приучили Иуана к беседам с самим собой. Чаще
всего он бормотал что-то невнятное, а иногда его взор загорался, и старик начи-
нал вещать со страстью проповедника, вскрикивая и размахивая руками.
Сейчас он бережно перебирал ветхие страницы книги.
«Во всей Кабарде одна, наверное, осталась... Да и мне она стала совсем не-
доступна. И раньше я был не силен в русской грамоте, а теперь забыл и то, что
знал в свое время. Когда же это было? Вот, помню, русские послы ходили к Курд-
жий. Через балкарское племя Бахсанчилыла они шли. Провожал я их до перевала
Донгуз-Орун-Баши... (Это русское посольство направлялось через Кабарду и
Балкарию в Грузию в 1650 году) — Старик задумался. — Молод я еще был тогда: еще и полувека не прожил. Вот Библию мне в то время и подарили эти русские...
— дед перекрестился по старообрядчески — двумя перстами. — Ох-хо-хо... (Хоть
молитвы еще некоторые помню).
Потом на старика, видно, накатило другое воспоминание, и он затянул тон-
ким голосом нечто совсем не божественное:
Моя сабля, ой, дуне-е-ей,
Словно зуб собаки...
— Как там дальше?.. — старик покачал головой и тяжко вздохнул. Он долго
думал, забрав в кулак свою клочкастую бороду, и наконец вспомнил еще один от-
рывок из песни:
Ой, дуней, да есть у нас
Сын Химиша Батараз,
Чьи усы как семь колбас,
А тело... а тело…
Старик снова осекся.
— Совсем голова дырявая стала. Что же там этот, Батараз?..
Потом он опять полистал немного Библию и спрятал ее под овчинами.
«Сходить, что ли, к Дигулипх? Ходить-то теперь стало опасно. Татары попадаются
на каждом шагу. Язычников пока терпят, а меня не помилуют».
— ...Еще тыщу и еще полтыщи лет назад, — тоном ученого рассказчика за-
говорил старик, — султан (Конечно, не султан, а император) Диоклетиан пре-
следовал, пытал и казнил христиан. И служил у него соглядатай по имени Спион
Подлеций, от чьего зоркого ока мудрено было укрыться. Ныне означенный Спион
Подлеций служит султану Ахмеду и хану Каплану. И будет он так же служить и
другим владыкам, выискивая инакомыслящих в течение еще одной восьмой ты-
сячелетия… И можно бы избавиться от бессмертного соглядатая, да вот... нельзя.
Всем людям и вождям их надо бы дружно ополчиться, но не могут они.
Старик подумал и выкрикнул со злостью, по-русски:
— Промеж их бысть пря! — и, укоризненно покачав головой, добавил:
— Яко бестие, но не яко человеци...
Кто-то вдруг появился в проеме пещеры.
— Мир этому дому!
Глубокие морщины на впалых щеках старика слегка разгладились:
— У-о-о! Кто ко мне пожаловал! Это ты, Нартшу, безбожник легкомыслен-
ный?
— Да, да, отец! — весело усмехнулся гость. — Это я, твой старый друг Нарт-
шу. Первый безбожник пришел к последнему шогену.
— Не кощунствуй! Бог накажет.
— Страшнее, чем люди, никто не накажет.
— Да уйми ты язык свой! — рассердился шоген. — А то я тебя палкой!
— Шогеновским посохом?! — с притворным ужасом спросил Нартшу.
Старик хотел было дать волю своему гневу, но то ли вспомнил о приличест-
вующих духовному пастырю терпении и кротости, то ли от внезапной перемены
настроения, он устало махнул рукой.
— Спорить с тобой... — Иуан встал и пошел навстречу гостю. — Заходи, са-
дись. Не побрезгуй моей нищенской шуг-пастой.
— Я тут не один, а с друзьями. — Нартшу вошел в пещеру, а старик увидел в
нескольких шагах от входа двух молодых парней и одного мужчину лет тридцати.
— Только им не всякая шуг-паста по вкусу, хотя она и пахнет так соблазнительно,
— Нартшу кивнул головой на коптящуюся кабанятину.
— Ага, мусульмане, значит, — чуть слышно пробормотал шоген, а затем ска-