Они уходили все дальше от комнаты, и я слышала мамины крики, гром отцовского голоса и все те же унылые разговоры о том, как я важна для науки.
Встала с кровати, подошла к окну. Темнота за ним лежала кусками: пятна от фонарей жирными желтыми кляксами, фиалковые облака, подсвеченные луной. Вдалеке лес, а за ним – город. В нем живут обычные люди, мечтающие никогда не умирать, никогда не болеть. Эти люди создали меня, чтобы обрести свободу, а я навсегда обрела тюрьму. Где-то там неизвестный играет с моим единственным другом, а может режет ее на кусочки, забирая самое дорогое, что есть у человекакрысы, мелкой подопытной девочки.
Я не была бессмертной – мой единственный козырь. Но как же себя убить?
С этой мыслью я легла на пол, под тонкий свет луны, моля Бога забрать меня к себе. Бога, конечно, не существует, папа всегда так говорил, но мама верила, что существует некто прекрасный, живущий в небе за звездами. Ему важен каждый человек не земле, - шептала она мне перед сном, - и ты можешь просить у него защиты.
- Милый Бог, забери меня к себе, пожалуйста, - попросила я и свернувшись калачиком, уснула. Во мне Страшидла махала мне рукой из окна, а я пыталась до нее дотянуться, не могла. Окно было в небе, а я на земле.
Мама переживала из-за браслета, а я удивлялась, как его не нацепили мне его при рождении. Пульс, шагомер, ритм сердца, эмоциональный фон, место, где я нахожусь в данный момент, гормоны, уровень сахара в крови и прочие факторы, позволяющие врачам понимать мое физическое состояние. Я – проект, который обязан не провалится, а стать живым доказательством того, что запрет на создание идеального человека был ошибкой. По телевизору крутили ролики: матери хоронили своих детей, умирающих от болезней, в то время как Ева и ее мама счастливо жили, не зная тревог и проблем. Отец с матерью не разговаривали, она была против, он бесился. В школе дети по-прежнему сторонились меня, тем более мои бугаи следили за каждым телодвижением. Я и хотела бы с детьми пообщаться, поиграть на переменке, но кто ж позволит? На парте мне корябали фломастером «крыса», в рюкзак незаметно подкидывали гнилые яблоки и грязные бумажки. Я не плакала, нет, хотела лишь вернуть Страшидлу.
Пончик ждала меня в туалете.
- Твоя? – она мяла в руках куклу и жадно всматривалась в меня.
- Отдай! – я бросилась к ней, пытаясь забрать куклу, но она откинула руку, а мне подставила ногу, и я растянулась на голубом кафеле.
- Я все расскажу отцу и тебя...тебя…
- Смотри! – Пончик стала растягивать Страшидлу, пытаясь оторвать ее ручки. Захлебываясь от ужаса, я укусила за ногу противную девчонку, она вскрикнула. Лягнула меня, попав по зубам и попыталась выбежать из туалета. Но я схватила ее за пятку, Пончик, смешно крякнув, плюхнулась на живот. Я села на нее сверху, схватила за волосы и силой потянула на себя. Она выронила куклу, но я продолжала тянуть.
- Отпусти, дура! – пыталась перевернуться, но не могла, я прыгала на ней, словно на лошадке, впервые ощущая свое превосходство. Страшидла лежала возле стены и смотрела на меня пуговичными глазками, ничего не говоря, я видела, что одна ручка почти оторвалась. Горечь и ненависть еще больше заполнили меня, словно вазу до краев водой. «За что они все так со мной»? – крутилось в голове, - «за что»?! Я схватила Пончика за горло и стала душить…
*
От занятий меня отстранили. Я пыталась пришить ручку к телу Страшидлы, тихо радуясь, что дома и не нужно снова переживать весь этот ужас. Папины крики разрезали пространство, вбиваясь пулями в мамино лицо, в мои глаза, но мне было плевать. Пусть сами решают, как быть со мной. А я хочу просидеть в этой комнате всю жизнь, пока не стану взрослой, пока не смогу собрать чемодан и уехать навсегда куда-нибудь, где никто не знает о моем существовании. Наверняка, на земле есть такие места.
- Ты же поедешь со мной? – Страшидла кивала и обнимала меня тонкими ручками.