5. Соответствуют ли ее ноги и тело условному физическому типу «жираф».
6. Местоположение дома мужа.
Оба списка были короткими и почти не отличались друг от друга. Но я чувствовал, что, ответив на эти вопросы, мы с Рейчел установим связь между жертвами и убийцей. Преступнику, чтобы начать действовать, требовалось знать все это. По крайней мере я так думал.
Опустив окно, я впустил в салон влажный солоноватый морской воздух. Я думал о «несубе» и о том, почему он избрал в качестве жертв именно этих двух женщин, проживавших в разных городах.
Простейший ответ заключался в том, что он видел их. И та и другая публично демонстрировали свои тела. Если он искал женщин определенного физического типа, то мог видеть и Дениз Бэббит, и Шарон Оглеви на сцене.
Или на экране компьютера. Прошлой ночью, составляя эти списки, я рыскал по Интернету и установил, что экзотическое ревю «Феммез фаталь» и клуб «Снейк-Пит» имели вебсайты с фотографиями исполнительниц. На сайтах публиковались многочисленные снимки всех участниц этих шоу в разнообразных позах и в полный рост, позволявшие разглядеть их ноги и ступни. На сайте «Феммезфатальсатеклео.com» участницы коллектива были запечатлены в ряд со вскинутыми высоко вверх ногами. Если парафилия «несуба» заключалась в необходимости созерцать ножные скрепы, тела и конечности «жирафового» типа, как предполагала Рейчел, то эти сайты позволяли ему производить выбор жертв, не сходя с места.
Как только жертва избиралась, убийце предстояло идентифицировать женщину и проделать немалую работу в плане заполнения прочих граф в списке. Можно так, а можно и по-другому. У меня имелись сильнейшие подозрения, что в этом деле значительную роль играли вещи другого плана, то есть жертвы были связаны с убийцей как-то иначе.
Достав фломастер, я обвел кружочком первый пункт в обоих списках. Нетрудно было догадаться, что убийца старался по возможности составить себе представление о жертве как социальном типе и ее отношении к закону.
Так, в случае с Дениз Бэббит он знал, что в прошлом году она подвергалась аресту за приобретение наркотиков и что арест имел место в пределах квартала Родиа-Гарденс. Эта информация навела его на мысль оставить тело жертвы в багажнике автомобиля неподалеку от этого квартала в надежде, что машина будет угнана и брошена в другом месте, но полицейские разыщут ее и в процессе своих изысканий обязательно вернутся в упомянутый квартал. Очевидным объяснением этого факта явилось бы то обстоятельство, что жертва снова отправилась сюда с целью приобретения наркотиков. Мне лично представлялось, что преступник навязывал это объяснение органам дознания, с тем чтобы исказить реальную картину происшедшего.
В случае с Шарон Оглеви преступник, несомненно, находился в курсе обстоятельств ее развода. Важно отметить, что он также знал о высказанной мужем угрозе убить жену и закопать труп в пустыне. Из этого знания могла родиться идея спрятать ее труп в багажнике его машины.
В обоих случаях детали такого рода могли быть получены преступником из документов судебных разбирательств, открытых для широкой публики. По крайней мере в моих файлах не имелось никаких указаний на то, что информация о разводе четы Оглеви каким-то образом ограничена к распространению. Что же касается Дениз Бэббит, то все связанное с ее проступком было зафиксировано в заведенном на нее уголовном деле, хранившемся в суде.
И тут меня осенило. Вернее, я осознал, что именно пропустил в цепочке своих рассуждений. Хотя Дениз Бэббит арестовали год назад, к моменту смерти женщины разбирательство ее дела продолжалось, но шло вяло, решение по нему не выносилось, и оно считалось, выражаясь языком адвокатов, «отложенным», то есть из серии «посмотрим на твое поведение в дальнейшем». Ее адвокат сообщил, что она готова пройти курс лечения и реабилитации по антинаркотической программе, частью каковой являлось ежемесячное тестирование мочи на наличие наркотиков. Суд же проявил по отношению к Бэббит снисходительность в надежде, что она исправится, пообещав в случае полного отказа от зелья снять предъявленные ей обвинения. При хорошем адвокате она могла добиться даже изъятия записи об аресте из своего личного дела.
Я знал об этом из файлов и раньше, но не придавал этой информации значения и лишь сейчас сосредоточил на ней внимание. Если разбирательство по ее делу — пусть и формально — продолжалось, то его подробности не обнародовались, а значит, обыватель не мог получить сведения о них ни через компьютер, ни посредством посещения судебного архива. Закономерен вопрос, как в таком случае «несуб» узнал о деталях, требовавшихся ему для совершения преступления.