Они загоготоли, знаете, этим ужасным мужским коллективным смехом, в котором явно читается жеребячий подтекст.
- Воспаление хитрости у вас, - строго отвечала на это Любовь Васильевна, - и кобелизм в терминальной стадии. Житья хорошему человеку не даёте.
Она открыла ФАП и вошла внутрь. Я вошла вслед на ней и представилась.
- А, - сказала Любовь Васильевна, - вот и новая санитарочка наша. Ишь, молоденькая какая. Только школу окончила? Предшественница-то твоя, тётя Степанида, на пенсию уж вышла. Не хочу плохого говорить за спиной, но в последнее время бабка спустя рукава работала. Ты-то работы, надеюсь, не боишься?
- Нет, - бодро ответила я.
Мы разговорились. Оказалась, что Любовь Васильевна – местная акушерка.
- А что это за толпа собралась? – спросила я. – Все больные?
Любовь Васильевна захохотала:
- А, это донжуаны местные. Сейчас Зоя Павловна подойдёт, и ты всё поймёшь сама. Зоя Павловна – эта наша фельдшерица-заведующая. Она у нас в позапрошлом году только работать начала. Городская, из Новосибирска, интеллигентная. Как приехала, с тех пор от мужиков отбою тут нету. Все кобели деревенские стали вдруг часто недомогать, повадились к нам по малейшему чиху. Кто палец порежет, кто икнёт, кто плохой сон увидит – тут же к нам, лишь бы на неё посмотреть лишний разок. Зоя Павловна злится, но чин чином принимает всех. В этом плане она молодец – никому в помощи не откажет, хоть и ругает симулянтов. К себе же никого из них не подпускает. Да и то, не её полёта птички. Эх, ей бы в женихи какого-нибудь Героя Соцтруда или профессора. Жалко её, молодость тут теряет. А всё ж любят её в деревне, такая она хорошая.
Тут вошла, собственно, Зоя Павловна. Ох, милые мои, до сих пор помню, как обомлела. Какая же она была красавица! Всё, что может быть красивого в русской девушке, собралось в ней: светлые волосы, что, попав под луч света, источают особенное сияние, голубые глаза, прекрасные тёмные, как бы надломленные в одном месте брови, высокие скулы, твёрдая линия подбородка, милый чистый носик, нежная, сияющая кожа, осанка, грудь – всё было наилучшего свойства. Я за всю жизнь не встречала женщины красивее. Лет ей было тогда двадцать пять.
Она ворвалась в ожидальню, на секунду её точёные брови приподнялись при виде меня, она автоматически кивнула мне и возмущённо сказала, обращаясь к акушерке:
- Здрасьте, Любовь Васильевна. Видели, опять эти собрались! Это раньше было смешным, но теперь становится просто несносным! Эти люди живут инстинктами!
Любовь Васильевна снова засмеялась:
- Да кобели просто, типичные представители мужского рода. Вот, Ирада, смотри, как у мужчин-то крышу сносит от красивой женщины. Настороже с ними будь. Это, Зоя Павловна, наша новая санитарка, Ирада… как тебя по батюшке?
- Георгиевна.
- Что ж, добро пожаловать, мы очень рады, - приветливо сказала Зоя Павловна, протягивая руку. – Вы вот что, Ирада Георгиевна, сходите пока в контору, скажите, что приехали работать. Документы все при вас? Пусть непременно вам сразу же покажут ваше жильё. Иначе, скажите, заведующая придёт ругаться. И скажите этим дуракам на улице, что приём начнётся через десять минут.
Улыбаясь, я поспешила в колхозную контору. Сам председатель, товарищ Стёпкин, бывший в ту пору в конторе, деревенский джентльмен и отличный хозяйственник, отвёл меня в моё первое в жизни отдельное жильё. Это была половина большого дома на два двора. Целых две большие комнаты, кухня, прихожая, баня и огород: я обалдела, когда увидела, и, помню, подумала, что это очень хорошая деревня.
В общем, я быстро освоилась. Зоя Павловна была вежлива и ласкова со мной, всегда приободряла добрым словом и сказала ничего не бояться. Акушерка наша тоже была очень добрая, расположенная ко мне женщина. Ей было около пятидесяти, она была из местных, вдова, дочь её училась в Свердловске в институте. Помню, что Любовь Васильевна очень любила читать журналы «Технику – молодёжи», «Вокруг света», «Наука и жизнь» и постоянно приносила на работу новые номера, чтобы обсудить с нами. Зою Павловну она очень уважала и за глаза называла доченькой. Но при всех своих достоинствах Любовь Васильевна, к сожалению, была излишне дружна с медицинским спиртом и, говоря попросту, бухала. Зоя Павловна постоянно распекала её за это и читала лекции о вреде пьянства и ответственности советского медика, грозилась товарищеским судом на колхозном собрании, а Любовь Васильевна в ответ улыбалась, изображала раскаяние, а на следующий же день к вечеру опять готовая. При этом специалистом она была сильным, в деревне, да и во всём районе, её уважали.
Примерно через две недели, как я приехала в Прохоровку, в середине лета, Зоя Павловна принесла в медпункт и повесила в ожидальне гигантский агитационный плакат, который сама придумала и нарисовала. Сюжет его был таков: в левой части плаката парила, подобна ангелу небесному, светловолосая женщина в белом халате, вся в лучах и молниях, и воздевала над головою, словно копьё, огромных размеров блистающий шприц. Я сразу узнала в парящей женщине саму Зою Павловну, это было что-то вроде автопортрета, очень хорошо нарисованного. В тёмный нижний правый угол плаката боязливо жалась по-цыгански одетая женщина лет тридцати, тоже очень красивая, но какой-то хищной наружности, с жутким взглядом, развевающимися чёрными волосами, сидящая в огромной ступе, с помелом в руках. Ведьма на плакате была окружёна всякими зловредными возбудителями, изображёнными в виде сказочных чудищ: палочка Коха в виде зелёного чахоточного привидения, бледная трепонема в образе скрученной в спираль царевны всех змей Скарапеи, вирус гриппа в виде круглого и мохнатого лешего и так далее. Всё было изображено чрезвычайно живо, я бы сказала, талантливо. Чтобы от глядящего не ускользнул смысл сей композиции, снизу красивым шрифтом были стихи:
"Безграмотным ведьмам больше не верим,
Наука сильнее бабкиных суеверий".
Я громко восхитилась плакатом, но Любовь Васильевна неодобрительно покачала головой и сказала Зое Павловне:
- Она обидится, непременно обидится, Зоя Павловна, вы уж извините. Слишком резко. Особенно на безграмотную обидится, у неё пунктик на этот счёт. Да и слишком уж похоже вы её изобразили. А она мстительна. Сочтите меня дремучей дурой, но я родом отсюда и знаю, на что она способна. Я уже говорил вам сто раз, что все тринадцать подозрительно умерших за последние десять лет деревенских жителей так или иначе перешли Касьяне дорогу. Заболеют непонятно чем – и через неделю богу душу отдают. Тринадцать, Зоя Павловна, за десять лет. У нас и проверки были, ещё при старом фельдшере Григории Петровиче, но, само собой, ничего не нашли, это же тёмная ворожба. Все знают, что это ведьма сделала, и участковый знает. Только как докажешь?
Зоя Павловна только фыркнула в ответ: