«Его воплощением являются люди и живые существа. Они наполняют его, делая марионеткой в своих цепких пальцах. Первый Мир подстраивается к условиям, растягивается так, как должен. Однако сможет ли он терпеть унижение еще дольше? Совсем скоро все, что населяет его, умрет, и оставит мир пустовать. Не только наш, это коснется каждого. И не останется ничего, он будет заброшен, забыт. Это и будет смерть» – женщина посмотрела на шампанское в бокале. В темноте его шипение напоминало об Ариадне. Каждый раз внутри разливалось тепло, колющее пальцы, как ее острый взгляд.
– А если и я скоро умру? Что будет с ними? – руки задрожали, сжимая бокал до легкого хруста. По стенкам пошли легкие трещины.
– Не думай, об этом, дурочка, – прошелестел голос позади Дамы. – Ты вечно теребишь старые раны, – Королева за секунду оказалась рядом и положила свою ладонь на руку женщины. Шепот ребенка словно гипнотизировал все вокруг, стало слишком тихо, даже скип шестеренок в груди на время остановился.
Домино, шепчущая слова утешения, казалась всего лишь видением. Вряд ли она действительно жалеет ее.
– Ты придворный врач, который совершенно не чувствует физической боли. Зато всячески истязает себя морально. Нам с тобой уже столько лет, что внутри не должно было остаться ничего. Помнишь, как мы создавали этот загибающийся мирок практически с нуля? Тысяча лет прошла, не кажется, что пора отпустить свои привязанности?
Королева склонилась над Дамой, позволяя себе подобную блажь перед той, что всегда стояла рядом. Прозрачный безразличный взгляд столкнулся с уставшим взглядом Дамы Пик. Домино зажала ее лицо в ладонях.
– Что ты делала в Кубе? Какие у тебя секретные дела с Дизейлом?
– Всего лишь безобидные перепалки. Он, как мальчишка, вечно пристает со своим вниманием.
– Ты ведь понимаешь, чем тебе грозит ложь. Вам обоим.
– Мне уже столько лет, что просто не осталось смысла лгать кому-то. А тем более Вашему Величеству.
Домино отпустила ее.
Дверь в покои Дамы тихо закрылась за ее спиной.
– Что-то заподозрила? – из тени вышел Дизейл.
– И где ты все это время сидел? – недовольно спросила женщина, даже не надеясь на ответ. – Она всегда всех во всем подозревает уже много лет.
А затем снова спросила:
– Зачем пришел?
– Залечить твои раны.
Дизейл подошел так близко, что чувствовался холод его цепей. Шляпа слетела с головы, при падении задевая перьями ее лицо.
– У меня их нет, можешь уходить.
Дизейл только усмехнулся:
– Ты всегда так говоришь, и никогда не прогоняешь.
Утопая в его теплых объятьях, Дама снова и снова понимала, что сама никогда и не сможет прогнать. Не его.
∞∞∞
Пробуждение Милли было совсем неприятным. Все тело ломило как при лихорадке, в комнате было безумно холодно. Лиз лежала на соседней кровати, читая книгу. В окно врывались потоки ледяного ветра со снегом. Кажется, она снова подхватила простуду.
– Лиз, закрой окно, жутко холодно, – прохрипела Милли.
– Ты же сама сказала ни за что не закрывать его, – удивленно сказала сестра, не отрываясь от книги.
В комнату, постучавшись, вошла Тея.
– Вот молоко для юных принцесс.
– Тея, закрой, пожалуйста, окно, я вся продрогла, – попросила Милли.
– Но тогда Лиз станет жарко, верно? – обратилась она к сестре.
Потом молча поставила молоко на прикроватные столики.
Надеясь, что хоть это согреет ее, Милли сделала большой глоток, закашлявшись, когда в горло попал кусочек льда.
– Почему молоко такое холодное?
– Как пожелала молодая госпожа.
– Я ведь никогда…
Тея нависла над ней, прижимая ее к кровати.
– Если молодая госпожа недовольна тем, что ей дают, тогда, может быть, она просто уйдет и не станет позорить своих родителей своим существованием?
– Ч-что? – глаза Милли расширились.