– Просто умри, неблагодарная дрянь! – прорычала Тея и сжала горло.
Ослабев от болезни, Милли собрала все силы, отдирая руки няни от себя. Глаза закрывались, воздуха не хватало. Тело конвульсивно дергалось, управлять им было невозможно. Последнее, что она заметила, прежде чем закрыть глаза, – пустые глазницы Теи.
Внезапно няня отпустила ее, отступая на несколько шагов, а потом падая на спину. Держа в руках лампу, за ней стояла мама.
– Милли, солнышко, ты в порядке? – она ласково смотрела на дочь, проверяя шею и пульс. – Тея словно с ума сошла. Я так хотела принести молоко сама, пожелать вам спокойной ночи, а она выдернула его из рук. Зачем только мы ее наняли, – она погладила Милли по щеке.
«У нее такие теплые руки», – подумала Милли, не до конца осознавая, что происходит.
– Что ты тут делаешь, мама? – сипло спросила она через несколько секунд. Мама сидела на краю кровати, внимательно осматривая ее.
– Что? Почему и ты так?.. – она уткнулась в ладони, до Милли донесся плач.
«Эта женщина… Она никогда не плакала.»
– Неужели ты думала, что я и правда приду, чтобы пожелать спокойной ночи? – голос звучал приглушенно из-за рук, но Милли отчетливо расслышала смех.
«Видимо, это просто видения. Этого не может быть.»
Милли пересилила себя, вставая с кровати.
– Конечно нет! – отрезала девочка. – Она никогда не приходит к нам, кто ты? Что здесь происходит?
– А ты как думаешь? – из-за спины прозвучал голос Лиз.
Милли отступила к окну. На нее смотрело два пары пустых глазниц. Они наливались кровью, медленно двигаясь по бледным лицам, оставляя ямы и трещины, тонкие тела вытягивались.
Тонкие полоски ртов чуть приоткрывалась, когда они говорили.
– Нам нужно твое сердце. Отдай его нам, и тебе все вернут, у тебя будет все, что захочешь.
– Не будет, замолчите. Никто не сможет дать мне то, чего я хочу больше всего, тем более какие-то уродливые…
– Уродливые? Оглянись, – протянула мать.
Милли повернулась. На нее смотрело то же существо, что она видела в зеркале в комнате в замке.
– Теперь видишь?
– Что это? – яростно произнесла девочка, разворачиваясь.
Она стояла в комнате из зеркал, маленькой, ужасно узкой зеркальной комнате.
И в этой маленькой, ужасной комнате она была одна, и только жуткое существо смотрело на нее из каждого зеркала.
– Неужели ты не помнишь? Ты сделала это с нами, – губы существа в зеркале шевелились. Единственная рука ощупывала лицо, повторяя движения руки Милли.
– Это ты во всем виновата, или это были Никто? – она дотронулась до губ.
Они растянулись в улыбке.
– Теперь понимаешь? Это ты. Это мы, вместе.
Милли слышала сотни голосов, не узнавая среди них свой.
Комнату заполнил туман. Послышался высокий мальчишеский голос.
– Как она мучается. Забааавно, – весело проговорил он. – Отец, может, мне помочь ей?
«Мне? Мне не нужна помощь.»
– Не трогайте ее, она должна сама выйти оттуда, – послышался женский голос.
– Выйти откуда? Кто здесь? – прокричала Милли, пытаясь заглушить бесконечные голоса существа из зеркала, повторявшие «ты, мы, это все ты сделала».
– О, она услышала, – снова донесся веселый голос мальчика. – Раз слышит, то почти свободна, иди ко мне, кис-кис-кис, хахаха.
Милли вскочила на ноги. Еще бы она молчала, когда ее дразнят какие-то невидимые мальчишки. Плевать на это существо. Это все просто кажется, розыгрыш, шутка – что угодно.
Милли пробиралась сквозь плотный и густой, словно вата, туман, тут и там неожиданно путь преграждали чужие руки, когтистые и обрубки, сильные и слабые, словно старческие.
Не обращая внимания ни на что, она пыталась выбраться, найти выход из этого сумасшедшего дома, в который превратилась ее собственная комната.
– Все это нереально, все это нереально, – повторяла она, упорно двигаясь вперед, пока не наткнулась на прутья решетки. Она шла вдоль нее в поисках двери – доказательства, что это лишь бутафория, чья-то очень несмешная шутка, за которую можно и нужно наказать. Никто не смеет так шутить на Милли, унижать и издеваться. Никогда.