∞∞∞
– Я не хочу, не хочу, не буду, не надо, пожаааааа… – крик, смешанный с ревом, оглушает.
В операционной должно быть тихо, должно быть тихо, тихо.
– Я ничего не смогу сделать, если ты будешь так дергаться, – Дама была практически в ярости. Не только на сопротивляющуюся Ариадну – на себя. Позволила слабость – выступить перед Домино с защитой, приняла покровительство над этим оборотнем. А теперь – еще и сердце забрать: подобных образцов у Джорджии ведь нет.
«Почему я должна оперировать это существо?»
Ариадна привязана к столу, железные обручи сдерживают ее руки и ноги, но это не помогает. Сила монстра внутри нее слишком огромная и разрушающая.
Дама готова была бросить это все, и снова пожалела, что заступилась за нее перед Домино.
Дизейл в тени операционной тихо посмеивается в кулак.
– Лучше бы подошел и успокоил ее. Она же сейчас умрет от потери крови, я не могу ни выровнять механизм, ни зашить грудь.
Ариадна кричит громче, когти и зубы то удлиняются, то снова приходят в норму. Свет лампы жжет глаза и кожу, перед лицом стоит распоротая грудная клетка, мясо истекает кровью, она брызжет во все стороны. Дама склоняется над ней, протягивает руки в окровавленных перчатках, в правой у нее сложно собранные в кучу шестеренки, пружины, винты и колеса.
– Не вставляй это, – Двуликая снова отращивает когти. Браслет, удерживающий левую руку трещит, соскакивая. Когти входят в бок женщины плавно, как в мягкое сливочное масло.
– Черт, кажется, я сломала ей ребро. Дизейл, пристегни ее уже и угомони, она меня всю изрешетить пытается, – Дама практически шипит, наконец вставляя механизм, все-таки не задевая ребра. Ариадне придется походить со сломанным, пока не срастется. Женщина ненавидела, когда работа не получалась идеальной.
Мужчина держит ее руку своими ледяными, и Ариадна не может пошевелиться. Даже кровотечение прекращается.
«Почему мы не можем двигаться? Почему ей не больно от наших коготочков? Всем и всегда было больно. Почему? Почему они делают это? Нам не должно быть так больно!»
Дама падает на стул в темном углу операционной. Ариадна, в конце концов, застыла, и операцию удалось завершить.
Дизейл зависает в воздухе над замершей с открытыми глазами и потемневшими от крови длинными когтями Ариадной.
– Какая хорошенькая, ты поэтому ее спасла? – спрашивает он у женщины, поднимаясь к потолку и опираясь на него, как на стену.
Дама бинтует себя, не обращая на него внимания. Он не просто так интересуется, пускай катится отсюда к себе, в затхлые Катакомбы.
– Какой же ты… не мог помочь сразу, раз пришел? Что тебе нужно?
– Есть небольшое предложение, – он спускается с потолка, останавливаясь совсем рядом. – Не хочешь кое в чем поучаствовать?
– Не горю желанием участвовать в твоих развлечениях, – она скрестила руки на груди. – Но можешь прийти ко мне как-нибудь в Дом, поговорим, если твое предложение действительно серьезное.
Дизейл долго смотрит на нее своими темными глазами, и в мгновение ока растворяется в желанной тишине.
Дама Пик чувствует, что устала от этого. Остается надежда на то, что и Дизейл тоже.
На столике в стеклянной колбе озлобленно билось двойное сердце Ариадны.
∞∞∞
Лиз снова открыла глаза, когда услышала громкий металлический шум. Перед глазами, уже привыкшими к темноте, сидел мальчик, наматывающий на ногу крупную цепь, пристегнутую к его лодыжке. Он стягивал кожу, как мог, но сил не хватало, цепь снова и снова падала на каменный пол, и он начинал сначала.
– Эй, что ты делаешь? – подала она голос, не узнавая себя в эхе, отразившемся от стен камеры, в которой они оба сидели.
– О, ты проснулась, – в голосе мальчика звучала заинтересованность. Оторвавшись от своего занятия, он подполз к девочке с куском чего-то, напоминающим слипшийся рис с тестом. – Будешь? Тебя вырвало, ты наверняка уже очень голодная. Поди уже недели две не ела.