Так странно, они всегда надеялись, что когда-нибудь закончится их детство, они с Лиз уедут так далеко, как это возможно, чтобы больше не видеть знакомых чужих лиц, не слышать безразличных голосов и показных похвал.
Никто из них никогда не думал, что мысли могут оказаться такими громкими, что их услышат в настолько отдаленных местах, где старая жизнь закончится, как и мечтали, однако не принесет той радости, которую они так ждали.
Похоже, им придется умереть, чтобы избавиться от нескончаемого кошмара, называемого жизнью.
Путь лежал через лес.
Нескончаемые деревья, нескончаемая темнота, в которой Милли то и дело оступалась, спотыкалась о ветки и камни и падала.
Кукла совершенно не замечала ее усталости, она продолжала ровно идти, практически не сгибая ног, не останавливалась ни на секунду, даже когда Милли сильно отставала от нее.
– Ты что, робот? Я не могу идти с такой… – Кукла шикнула на нее, наконец останавливаясь.
– Ты хочешь увидеть сестру?
– Конечно.
Кукла бросила на нее взгляд, который было невозможно разглядеть в темноте, и продолжила движение.
Милли постаралась взять себя в руки.
Идти в тишине было мучительно. Кукла не объяснила, куда они направляются, как долго идти, еще и заставляла молчать.
– Почему ты такая?
Молчание. Милли вздохнула.
– Я вижу, что ты терпеть меня не можешь, привела меня в этот странный Мир, прикинувшись доброй продавщицей игрушек, разделила меня с сестрой. И зачем это все? Мы ведь явно не единственные дети? – от воспоминания Милли передернуло. – И ты сама. Сколько тебе? Выглядишь, будто тебе лет пятнадцать, а ведешь как старуха.
Кукла дернулась и, резко развернувшись, влепила пощечину.
Милли отшатнулась, чувствуя горящую щеку, будто кипятком облили. Челюсть не слушалась.
– Предупреждала, чтобы никаких вопросов. Что, Никто не научили тебя слушаться взрослых?
– Н-никто? – с трудом проговорила Милли, но замолчала, стоило Кукле вновь замахнуться.
Кукла прибавила шаг в отместку за непослушание.
Остаток дороги они провели в еще более гнетущем молчании.
Эта девушка пугала, неудивительно, что тот мальчишка так себя вел. Милли хотелось избавиться от этого липкого страха.
∞∞∞
Галерея светилась в лучах утреннего солнца; окна – розовая вишня, крыша – танго, внешняя отделка лососевого цвета – отливали, отбрасывая невнятную розовую тень на ближайшие кустарники и зеленую траву.
– Септембер, где Королевские часы? Женевьева просила отправить их им в замок с придворным мальчишкой, которого она пришлет сегодня в обед.
Баттерфлай всегда четко исполняла любые приказы Домино и Женевьевы. А еще ее волосы цвета фуксии смотрелись ужасно на фоне всего этого коричневого и бежевого старья в комнате, которому в залах Галереи не нашлось места.
– В шкафу на втором этаже.
Она замолчала.
«Ненавижу розовый» – все, о чем могла думать Септембер в этот момент. В ушах гулко отдавался звук сердца. Вот только этот стук был слышен не внутри нее. Ведь это было так странно – слышать стук того, что вынули уже много лет назад.
– Все мы здесь бессердечные, – поглаживая, ее по волосам, тихо произнесла Баттерфлай, будто бы почувствовав то же самое. – Это лишь видения.
– Но я слышу его так отчетливо и совсем рядом, что мне кажется, будто бы все осталось, как раньше.
– Может быть. Вот только сейчас еще лучше, – Септембер отошла от стола, пронзая взглядом розовое окно, чувствуя, как за спиной скрестились руки. – Разве не так?
Шепот Баттерфлай показался девушке оглушающе громким, зато от нее приятно пахло клубникой и сливками.
Все, о чем думала Септембер в этот момент: «Ненавижу розовый».
∞∞∞
Лиз совсем не изменилась. Она сидела в кафетерии на барном стуле рядом с каким-то мальчишкой и весело болтала ногами, не достающими до пола. Значит ли это, что и Милли осталась такой же?