– Я не виноват, это все Мари, отец, клянусь!
– Я всеми силами стараюсь тебя защищать, но если все разрушится, когда мы почти победили, у меня больше не будет возможности делать это, ты понимаешь? Номер Три, – они остановились у комнаты мальчика, Дизейл опустился на колени и обнял его лицо обеими руками, – ты мой сын, и я хочу, чтобы ты был счастлив. Но сейчас тебе придется остаться здесь, пока все не закончится, слышишь?
Мужчина открыл дверь, затолкнул №3 в комнату и захлопнул ее, запирая на ключ.
– Ты знаешь, как выбраться в экстренном случае, но, если его не будет, для своей же безопасности оставайся внутри.
– Я понял.
Номер Три осел на пол. С раненой руки уже не капало, но она чесалась и зудела, зарастая корочкой. Мальчик прикоснулся к ней кончиками ногтей, расчесывая едва затянувшуюся рану.
Он никогда не ссорился с отцом. А еще никогда не врал. Мари вынудила его, ведь так?
В комнате не горел свет: лампочку №3 вырвал вместе с проводами два приступа назад (уже три). В прошлый – вернее, в позапрошлый – раз от сломал свою лодыжку, когда Дизейл приковал его цепями. Погнутые звенья валялись в прежнем месте. Кровать была единственным целым предметом мебели – в остальном в комнате царила разруха. Первый плюшевый медведь – вспоротое брюхо, кукла с лицом Исиды – разорвана уже потерянным ножом, альбом с фотографиями настоящей матери и сестры по листочку покрывал весь пол комнаты. Любимые кандалы стояли у окна. И деревянное поле для дартса, треснутое от количества лезвий в нем, тоже.
Отец скоро вернется. Нужно просто считать.
Раз, два, три, четыре…
– Четыре тысячи двести три, – сухими губами прошептал №3. Дизейл так и не забрал его. Когда по земле прошла дрожь, он даже не заметил, словно так и было всегда.
– Мне так одиноко, – облизывая губы, мальчик кончиком языка задел скользящую по щеке слезу. Он остался один.
Нет.
Это его оставили.
∞∞∞
Исида и Кевин застыли. Оба одновременно подумали, что в Первом Мире настала осень. Окрасившиеся в красный и коричневый кроны деревьев, устланная листвой и грязью земля, тропинки и каменные дорожки. Застывшие скульптурами: сгорбленные, стоящие, в позе молитвы, с оружием в руках – такими предстали перед ними жители. Даже птицы не кричали, только страшный рев доносился откуда-то неподалеку.
– Будет ли безопасно сейчас разделяться, Кевин? – мальчик неуверенно пожал плечами и несмело обернулся на шаркающие звуки. Мимо них пробрела белая, как полотно Моника. В руке у нее был клок не то волос, не то какой-то шерсти. С головы до ног она была покрыта странными ошметками. Шла она медленно, но дышала часто-часто, словно никак не могла успокоиться.
– Моника? Что с тобой? – Исида подскочила, затрясла ее за плечи, но в ответ губы девушки лишь беззвучно что-то проговорили. Ее всю трясло, а неосознанный взгляд проходил сквозь детей, куда-то глубже, ближе к ядру Земли или собственным воспоминаниям.
Моника не помнила, как они с Галатеей вернулись домой. Она проснулась в своей постели от грохота, вылетела из дома, не слушая предупреждений Роба. Разлом уже случился? Она проспала? Паника накатывала волнами: ей нужно было, убедиться, что Галатея в порядке. Но то, кого он видела – была ли то настоящая Галатея?
– Галатея… она хочет моей смерти, – сглотнув, произнесла она и сделала несмелый шаг вперед, вырываясь из рук Исиды.
– Что ты такое говоришь? – Исида отпрянула от нее. Кевин положил руку на плечо девочки.
– Оставь ее. Нам надо идти. Я найду Даму, она поможет, а ты беги домой. Только тихо, не попадись никому. Кто знает, как на нас будут реагировать эти. Ну, те, кто это все сделал.
Исида порывисто обняла Кевина, и они разошлись.
Моника брела все дальше. В голове все смешалось: потом она встретила принцессу в самой чаще леса. Ее горящие безумным синим цветом глаза впились в лицо девушки, а губы тянулись в улыбке:
– Я победила твою Противоположность, теперь мы точно сможем быть вместе, мы победили, Моника. Тебе нужно просто умереть.
Девушка никогда бы не подумала, что из Нового Мира в их привычный посыплются, как конфетти, они же сами, только озлобленнее, безумнее, пугающе жаждущие единства. Почему и Галатея тоже желала ей смерти? Раз Бекума знала, когда Моника погибнет, была ли в курсе и она?